Борис Бурлак - Левый фланг

После ухода Лебедева Тишин сел на бровку свежего орудийного ровика и жадно закурил, пряча огонек немецкой зажигалки в черствых, натруженных ладонях. Земля под ним была теплая, не успевшая остыть на северном низовом ветру, а с неба то и дело сыпала тугими напусками колючая пороша. Как только вязкая темень на западе смыкалась в одном месте, затягивая след ракеты, тут же, рядом, новая ракета насквозь пробивала ее толщу, вплоть до рваных облаков, что с вечера плыли над окрестными увалами. Муторно было сегодня в небе. И муторно было на сердце у Миколы Тишина. В эти зябкие, пасмурные ночи, когда солдаты буквально валились с ног и дрыхли до самой побудки на рассвете, он никак не мог заставить себя уснуть. Каждый раз перед ним возникала его бедная Оксана, многие годы заменявшая ему и отца и мать, не жалуясь на горькую долю-долюшку, и он не чувствовал себя сиротой на белом свете: был сыт, одет, обут, учился в сельской школе, играл с мальчишками в красных и белых. Потом окончил десятилетку и заявил Оксане: «Теперь я стану помогать тебе, а ты собирай приданое». Она расплакалась, как девочка, и он весь вечер успокаивал сестру. Откуда ему было знать, что все женихи Оксаны давно переженились и что непросто дивчине на третьем десятке лет найти человека по душе. Ну а вскоре началась война. Так и не удалось Миколе сполна отблагодарить Оксану за все ее безмерные заботы. Какая же это мука — быть в долгу у мертвых…

Тишин лег позднее всех и встал раньше своего расчета. Вышел из сырой землянки, где солдаты опали, не раздеваясь, вповалку, и осмотрелся. Утро еще не наступило, но ракеты в темной синеве уже начали терять пронзительный, слепящий блеск. До «Ч» — часа атаки — осталось минут сорок. Надо будить расчет, чтобы успеть позавтракать.

Когда среди ближних гор засветился окоемок снеговой вершины, негромкая команда неспешно облетела все землянки:

— К орудиям…

Тишин привычно повторил своим бойцам:

— К орудию!

Солдаты нехотя бросали на звонкую землю недокуренные самокрутки и шли на огневой рубеж деловым, мерным шагом. Начинался новый рабочий день противотанкового дивизиона.

Тишин приник к заиндевелой панораме, стал наводить пушку чуть левее обгорелого окраинного домика, за которым исчезал большак, плавно втекающий, как речка, в сербское селение Трговиште. Именно здесь вчера дважды появлялся немецкий бронетранспортер, часто, взахлеб стрелявший вдоль дороги. Миколе не удалось подбить его, и он, досадуя на вечерние промашки, все надежды возлагал на утро, — утром ему всегда везло.

Противник ничем себя не проявлял, но, конечно, был полностью готов к отражению удара. Шли последние минуты перед атакой, святые минуты в жизни, которая может оборваться на любом шагу, минуты самой искренней из всех — солдатской исповеди.

И грянул бой: заухали где-то позади гулко, басовито гаубицы, высоко и резко ударил залп трехдюймовых пушек, защелкали в звуковых «просветах» тяжелые, полковые минометы, и эхо первых утренних разрывов сильным всплеском откинулось назад.

Пехота встала, пошла вперед. Микола, не отрываясь от панорамы, наугад взял боевой шнур и невольно затаил дыхание, как перед выстрелом винтовки. Он не ошибся: из-за черного домика тут же выскочил старый его знакомый, вчерашний транспортер и, развивая ход, бросился встречь пехоте. Нет у наводчика другого такого чудного мгновения, как это — цель в перекрестье! Тут все сливается в одну секунду: короткий оценивающий взгляд, огонь и грохот выстрела, легкий испуг металла от прыжка орудия на месте, колокольный звон в ушах, ответный разрыв снаряда.

— Кажется, попал! — крикнул Тишин и снова выстрелил, еще не веря вгорячах своей удаче.

Над бронетранспортером слабо, мирно закурчавился дымок, точно над походной кухней.

Центр тяжести Третьего Украинского фронта все больше перемещался из Югославии в Венгрию. Однако маршал Толбухин пристально следил и за тем, что происходило на самом левом фланге, где стрелковая дивизия Бойченко продолжала отбивать наскоки немцев в районе Кралево. Вообще-то, в другое время и в другой обстановке, командующий фронтом, быть может, и не придавал бы серьезного значения этим немецким атакам частного характера. Но здесь речь шла о надежном прикрытии югославских войск, которые сосредоточивались в Сербии и приводили себя в порядок. Ноябрь — последний осенний месяц — был месяцем крупных перемен для партизанских соединений: они становились вполне современными дивизиями, получив от Красной Армии тяжелое оружие.