Борис Бурлак - Левый фланг

— Вот оно как бывает в жизни, майор, — обратился он к Бахышу. — Мы тут с тобой спорим, когда лучше контратаковать противника — вечером или утром, и не Догадываемся, что среди нас находится автор статьи «Контрудар», опубликованной еще до начала Отечественной войны. Вот какой у тебя начальник артиллерии!

Мамедов коротко блеснул жемчугом зубов.

— Статья эта, верно, не для нас, грешных, она рассчитана на крупных военачальников, на генералов.

— Пожалуйста, не смейтесь надо мной, товарищ полковник, — сказал вконец смутившийся Борис.

— Вот-те раз! Я и не смеюсь.

— Разрешите мне, товарищ полковник, отлучиться? Меня ждет командир приданого дивизиона.

— Иди, иди. А журнал оставь пока, я почитаю на сон грядущий. И не бойся, никому не дам.

Когда он вышел, Строев сказал Мамедову:

— Береги парня, Бахыш, парень с головой. Он тут в своей статье так запросто орудует цитатами из Клаузевица и прочих военных авторитетов, что позавидуешь. А сколько ему было тогда? Постой, постой… Сейчас ему двадцать шесть? Вот видишь… Ну, а тогда было, значит, восемнадцать. Возраст пионервожатого, а какая осведомленность в вопросах оперативного искусства! Ну, конечно, с нашей высоты тут, верно, обнаружишь и кое-какие наивные вещи, так ведь все мы до войны были немножечко наивными. Но журнал-то редактировал очень знающий человек, который не стал бы печатать всякий детский лепет, тем паче на такую ответственную тему. Зело, зело он удивил меня, этот твой начарт.

— Дадите почитать?

— Обязательно, Бахыш. Только уговор: ни гу-гу! Я же дал слово автору, — заговорщицки подмигнул Иван Григорьевич.

Лебедев обошел огневые позиции противотанкового дивизиона, который все эти дни поддерживал бондаревский полк, и остался доволен выбором новых позиций. В первой батарее пушечные расчеты были заняты ужином, только наводчик сержант Тишин все еще копался у своего орудия, — он любил заранее, с вечера, подготовиться к завтрашнему бою.

— Ну, как воюем, Микола? — весело спросил его Лебедев.

— Да плохо воюем, товарищ капитан.

— Что так?

— Стреляем из пушек по воробьям.

— Что, соскучился по танкам? Не тужи, немецких танков на наш век хватит!..

Лебедев с любопытством приглядывался к нему в серой полутьме. Тишин, устало опираясь на черенок лопаты, смотрел не на капитана, а в сторону противника, который усиленно освещал свой передний край ракетами. Когда очередная ракета взмывала к ночному небу, грузно нависшему над Балканами, отсвет белого льдистого огня скользил по небритому лицу сержанта, высвечивая капельки пота на висках.

— Уморился?

— Есть немного.

— Кончай работу, иди в землянку отдыхать.

— Сейчас пойду, товарищ капитан… Как думаете, товарищ капитан, скоро мы отсюда?

— Из Югославии?

— Да. Поближе бы к самой Германии. Воюем, воюем, а все на славянской земле.

— Разве плохо, среди братьев-славян?

— Дело не в том, что плохо. Стреляешь, стреляешь, а сам думаешь, что все это придется чинить своим же людям.

— Ничего, сержант, немцам тоже надо будет капитально ремонтировать свой райх, — сказал Борис и пошел на полковой НП.

Всякий раз, когда кто-нибудь говорил о том, что пора бы и двигаться дальше, настроение у него портилось: ему очень не хотелось бы уходить из Сербии, где живет его Неделька. Вот и сейчас он поспешил закончить этот разговор с сержантом Тишиным, хотя уважал наводчика за спокойную, непоказную храбрость. Тишин был из тех бойцов, которые пополнили дивизию после ее выхода к Днепру. Тогда их в шутку называли «чернорубашечниками»: призванные в армию полевыми военкоматами в только что освобожденных селах Левобережной Украины, новобранцы первые дни воевали во всем гражданском, пока не подвезли из тыла обмундирование. Борис Лебедев познакомился с Тишиным во время глубокого преследования противника, отступавшего уже к Днестру, и познакомился в тот день, когда Микола неожиданно встретился с бедой. Они целый месяц шли по весеннему бездорожью, — ноги не вытянешь из чернозема. Немцы все побросали, да и они тоже. Дивизионная артиллерия отстала, лишь несколько легких противотанковых орудий с трудом тащили за собой новые виллисы. И вот, в одном селе за Южным Бугом, оставленном противником без боя, Микола узнал среди повешенных свою сестру Оксану. Он припал к ней, трудно глотая жесткие мужские слезы. Его мать с отцом умерли еще до войны, он вырос под крылом Оксаны, которая даже отказалась выйти замуж ради юного братишки. В сорок третьем дивчину увезли в Германию, но по дороге на чужбину она сбежала и долго скиталась по деревням Правобережной Украины. Совсем немного не дожила до встречи с братом, что по воле судьбы солдатской шел прямо к ней, в это далекое село на Кировоградщине. Ее похоронили на самом гребне бесконечно длинной и глубокой балки, по дну которой тянулась в обе стороны белая снизка таких же сел… С той поры Микола Тишин не поет украинских задумчивых песен, никому не пишет писем. Воюет серьезно, строго, попусту не лезет под огонь, но и от огня не бегает. Кому-кому, а уж такому парню надо бы непременно заглянуть в Германию. Однако та же солдатская судьба повела его дальше кружным путем через Балканы…