Георги Лозев - Я, Легионер

— Est-ce que c’est clair? You understand? Понимаешь?

— Да, понимаю, — ответил я по-французски, а мои новые товарищи только кивнули утвердительно.

— ОК, завтра увидим. Теперь вы можете принять душ, а затем Bonne nuit! Good night! OK?

Сержант странными гримасами и жестами хотел объяснить нам, что мы должны поторопиться — искупаться и лечь спать.

— Давайте, ребята, шевелите задницами! Очень скоро ваша жизнь изменится, и вы увидите конец спокойствию!

Я был единственным, кто понимал все сказанное легионером, так что я поспешил взять свои туалетные принадлежности. Немец и словак последовали за мной, и с тех пор, если они не понимали жестов старшины, они обращались ко мне с вопросом в глазах, или просто делали то же, что и я. После душа каждый из нас лег спать молча, каждый со своими воспоминаниями о бывшей гражданской жизни.

Вопросы вновь закрутились у меня в голове: «Пройду ли медицинское обследование в Обани?», «Выдержу ли физические нагрузки во время четырехмесячного обучения?», «Какой полк выбрать?», «Отправят ли меня во Французскую Гвиану?»… Если я хотел добиться успеха, я должен был быть уверен в себе, поэтому я перестал задавать себе вопросы. Я знал, что готов пройти через любые трудности, чтобы стать частью этого общества храбрых воинов. Кадры из Французской Гвианы, Джибути, острова Майотта и атолла Муруроа заполнили мою голову экзотическими пейзажами и спрашивал себя, было ли все так замечательно, как в фильме, который был своего рода рекламой. «Доберусь ли я, в самом деле, когда-нибудь до какой-либо из этих далеких французских колоний?» С этим вопросом в голове я наконец заснул. Мы, трое добровольцев, поставили в тот день наши жизни на карту, и когда эта карта выпадет из колоды, будет слишком поздно вернуться назад.

На следующий день романтический фильм-реклама с его экзотическими пейзажами испарился. Ни свет, ни заря мы занялись уборкой всего здания. До завтрака уже все блестело чистотой. Это было моим первым corvée (наряд) в Иностранном легионе. В семь утра старшина легионер проинспектировал нашу работу.

— Ладно, всегда можем убраться и получше, но для первого раза сойдет. — После этих слов он жестом показал следовать за ним. — Теперь, наконец-то, вы заслужили свой завтрак. «La légion est dure mais la gamelle est sûre» («В Легионе тяжело, но жратва обеспечена»).

В полдень нас уже было восемь, но я все еще был единственным, который понимал по-французски. Среди новичков было три поляка, русский и чех, и все пятеро говорили по-русски. Чех был самым старшим, ему было за тридцать, и он мне объяснил, что приехал сюда из-за денег и французского гражданства. Поляки были спортсменами, которые прибыли с единственным желанием доказать свои качества вояк, они намеревались сделать военную карьеру. Русский был демобилизованным солдатом, и у него не было другой профессии, кроме этой. Вот так вкратце они рассказали о себе. Правду ли они говорили или нет, не имело значения, потому что прошлое осталось позади.

После обеда успели быстрее справиться с уборкой, так как к нам присоединились еще пять человек. К вечеру сержант, который отвечал за нас и придумывал нам все новые и новые задачи, решил оставить нас в покое в комнате с телевизором. Пока большинство смотрело телевизор, ничего не понимая, Эрвин, огромный словак, пытался выучить немного французский по учебнику, который он носил с собой. Я видел, как этот огромный мужчина потел и хмурился над своей книжкой и улыбнулся. Он поднял голову и жестом попросил меня помочь.

Я с удовольствием подал ему руку, чтобы вытянуть его из болота новых и странно звучащих слов, в которое он попал. Произношение определенно было проблемой для словака. Позже, во время моей службы я понял, что используемый легионерами французский сильно отличается от языка романов Бальзака, Виктора Гюго и Александра Дюма. Легионерский язык был перемешан словами и фразами из английского, немецкого и даже русского. Каждый говорил со своим акцентом, но это не имело значения, важно было понимать приказы и, что еще важнее, их выполнять. Во время своей службы Эрвин узнал, что французский в Легионе не так уж сложен, но тогда он действительно беспокоился. Когда я заглянул в его учебник, увидел, что он написан на непонятном для меня языке. Этот язык определенно не был славянским, иначе я бы что-то усек. Я вопросительно посмотрел на Эрвина. Он улыбнулся и сказал: «Мадьяр, Мадьяр». Оказалось, что словак был наполовину венгром.

— Если понимаешь это, одолеешь и французский, — заверил я его, говоря по-русски.