Владимир Ераносян - Колорады

Кровь хлестала фонтаном. Кавказец медленно сползал вниз, жадно глотая воздух, захлебываясь, но успел проронить: «Собака… сдохнешь…»

Будто что-то знал. Заработала целая батарея гаубиц. Это пришла благодарность от Ярого. Дмитро чихать хотел на пожелания мистера Уайта сохранить связь с коррумпированным атаманом. Каждый получает свое. Никакие хитроумные комбинации в голове заокеанского псевдогуру не лишат его возможности мстить кацапам. Чего он хочет — крови украинцев, пусть и не «свидомых». Новобранцев с необсохшими губами. Чтобы свалить все на русскую армию. Это ему надо. Никто не спорит, может быть, так и надо. Провокация. Дезинформация. Эффект. Но… Они издевались над его духовником, Дмитро не прощает нанесенных личных оскорблений. И отчитываться в своих действиях не намерен ни перед кем.

Били прямой наводкой. А потом был ответ с нашей стороны. В радиусе трех километров за час разорвалось не менее ста снарядов. Без единой царапины остался только дядя Ваня, и то потому, что отъехал на своей «копейке» на приличное от кровавой локации расстояние. По простоте душевной он дождался конца артобстрела и вернулся назад. Увидев раскиданные тела и их частицы, он не стал искать выживших, посчитав, что земля приняла всех до единого. Потом дядя Ваня обнаружил вещмешок с деньгами. Он забросил его на плечо и спешно покинул место побоища, опасаясь повторения мясорубки.

Светало. Небо порозовело, встречая рассвет. Ветер гнал облака — вестники непогоды с Запада на Восток. На пепелище первыми, как водится, подоспели мародеры во главе с рецидивистом Сенькой. У него присутствовала чуйка на бесхозное добро. Она не подвела его и в этот раз. Второй вещмешок с тремястами тысячами долларов сжимал на груди смертельно раненный осколком в позвоночник продажный атаман. Сенька вырвал мешок из рук слабеющего атамана, который даже теперь узнал отпущенного им самим за взятку мародера.

Затем Сенька обшмонал нагрудные карманы обессиленного Пугача. Там он нашел кольцо. То самое, что извлек атаман из внутреннего кармана моей униформы. Что пожертвовала баба Надя для обмена на кролика. Мародер примерил его, влезло только на мизинец. Вдруг он увидел более приметные трофеи: валяющиеся рядом позолоченную бензиновую зажигалку, неполную пачку «Мальборо» и инкрустированный камнями кинжал. Он с интересом рассмотрел сверкающие камни на рукоятке кинжала, и, недолго подумав о чем-то сокровенном, вонзил лезвие в почти бездыханного атамана, чтоб проверить, каково это — убить человека. Не испытав сильных ощущений, Сенька увел свою стаю. Сюда могли нагрянуть «колорады», ну, или «укропы»… Какая разница, кто… Он сам по себе.

Варшава после донбасского плена показалась архидиакону Миколе истинным раем, что возведен на благодатной польской земле под сенью несокрушимого духовного могущества Рима. В этом сонме умиротворения, вымощенном старым булыжником, он явственно ощущал свою растущую полезность. Он свято верил в близость «перемоги», даже когда смотрел на это сатанинское подобие Вавилонской башни в окружении небоскребов из стекла и бетона, на проклятую сталинскую высотку.

Ее ведь не случайно, а следуя чудовищному замыслу изощренного надзирателя, коварные русские воздвигли прямо в варшавском Центруме. Безвозмездно и на века обозначили они свое нестираемое временем инородное присутствие. Часы на русской башне отсчитывали польское время, словно имели над ним власть.

Греко-католик Микола Зленко проживал уже второй солнечный, несмотря на октябрь, день напротив этого высотного монстра. В современном отеле-небоскребе. Он плохо спал. Вставал ночью, смотрел с 36-го этажа на шпиль раздражающей его высотки и на разноцветную прожекторную подсветку здания. Он силился представить, как на «подарок русских», на этого троянского коня с Востока, летят многотонные бомбы. Но почему-то абстрактное мышление не справлялось с задачей, и высотка каждый раз норовила устоять. А он отправлялся на широкую кровать разочарованный и сокрушенный.

Отгоняя мистическое, архидиакон засыпал ненадолго, рано вставал, заваривал себе крепкий кофе и выходил на улицу, пока осеннее светило ласкало ухоженный город. Он долго бродил по брусчатке в Старом Месте, разгребая опавшие листья. Мимо дворцов и костелов, велосипедных стоянок, шарманщиков и попрошаек. Мимо фонтанов у набережной Вислы, бюстов польских королей и героев. Виляя по узким улочкам, он натыкался на политические граффити на обшарпанных стенах про восстание армии Крайовой, которое жестоко подавили немцы, но винили поляки в этом русских. Справедливо винили, ведь русские только и ждали польского позора и капитуляции, чтобы насадить власть полностью подконтрольных Москве вассалов…