Вячеслав Бондаренко - День «Б»

Но впервые на его крики никто не обращал внимания. Толпа гудела грозно и возбужденно.

Ранним утром на главной площади Минска начали собираться небольшие группы празднично одетых горожан. Они возбужденно и радостно переговаривались. Еще бы!.. Впервые за три года состоится богослужение в католическом храме!..

С трудом протолкавшись сквозь довольно плотную толпу, Алесь Латушка обогнул костёл с тыла и постучал в дверь служебного входа. Ему долго не открывали. Наконец в двери приоткрылось небольшое окошечко, и на него глянули пристальные глаза ксёндза.

— Я нуждаюсь в вашей помощи, святой отец, — быстро, задыхаясь, выговорил Латушка.

Некоторое время священник обдумывал эти слова, наконец звякнули засовы, и Латушка, сильно хромая, вошел в жаркое, пропитанное сладковатым запахом помещение костёла. Ксёндз был уже облачен в праздничное одеяние.

— Что случилось, пан Латушка?.. Прихожане уже начали прибывать на площадь, — сильно нервничая, проговорил он.

— Все отменяется. План не сработал, святой отец. Большевики меня перехитрили. Да и англичане были не до конца на моей стороне, как выяснилось… Они, видимо, всего лишь предполагали использовать Беларусь в своих целях. — Говоря это, Латушка торопливо переодевался. — Я вырвался благодаря чистой случайности. Какой-то немец ворвался с улицы и начал пальбу. Мои преследователи погибли, а я выпрыгнул в раскрытое окно второго этажа…

— Что вы намерены делать теперь?

— Спешить, святой отец. — Латушку разрывали ярость и отчаяние, но он сумел выжать из себя улыбку. — Спешить… Простите, что все… так получилось. Вернее, не получилось…

Сухие губы священника дрогнули. Снаружи храма нарастал шум толпы.

— А вы останетесь здесь и будете нести слово Божье в безбожной стране? — спросил Латушка, заканчивая переодеваться. Теперь на нем был наряд типичного белорусского крестьянина.

— Я верю, что рано или поздно все ее жители откроют для себя истинную веру и придут в лоно Рима, — сдержанно отозвался ксёндз и, увидев, что Латушка закончил переодеваться, кивнул: — Пойдемте.

— Куда? — настороженно поинтересовался Латушка.

— Пойдемте, пойдемте.

Они пересекли пустынный, тихий костёл и подошли к запертому изнутри главному входу. За дверью слушался сдержанный гул толпы.

— Идите, — кивнул священник, возясь с заржавевшими запорами на створках дверей. — Они ждут вас.

— Кто? — растерянно спросил Латушка.

— Ваши соотечественники. Ваши подданные. Это ведь их ликование вы хотели увидеть?..

— Но ведь… святой отец, вы же обещали предоставить мне укрытие! — У Латушки мгновенно пересохло в горле.

Священник на мгновение распрямился, его глаза недобро блеснули.

— Я ничего вам не обещал. Я сказал, что сделаю для вас все, что могу. Вы же переоделись в костёле, верно?.. Больше я не считаю себя связанным с вами никакими обязательствами. Вы обманули Святой Престол, а такое не прощается никому…

Ксёндз снова склонился к запорам, загремел железом. Латушку захлестнула злоба. Рука его стиснула в кармане рукоятку пистолета.

— Пся крев! — процедил он по-польски, вскидывая оружие. Выстрел в упор на куски разнес голову ксёндза.

Услышавшая выстрел толпа заревела. Старинные двери костёла дрогнули перед ее напором.

— Ксёндза убили! — раздались взволнованные, гневные голоса.

— А ну-ка дружно!..

Тяжелые створки сорвались с петель, и Латушка оказался один на один перед разъяренной толпой прихожан храма. Кто-то в отчаянии бросился к окровавленному телу священника, но большинство с ненавистью уставилось на Латушку. Он словно увидел себя со стороны: затравленного, жалкого, в дурацкой крестьянской одежде, забрызганной чужой кровью, с «Парабеллумом» в руках…

— Бей гада! — истерически выкрикнул молодой горбун, сжимая огромные кулачищи.

— Не в храме! Не в храме! — завизжала седая старуха по-польски. — Не оскверняйте костёл! Вытащите его на площадь!..

Латушка что-то хотел сказать всем этим людям и даже раскрыл рот, но тут же понял, что надо не говорить, а действовать. Прежде чем несколько молодых католиков кинулись на него и скрутили ему руки, он успел сунуть ствол пистолета в рот и нажать на спуск…

А на площадь уже въезжал, грозно рыча мотором, немецкий полугусеничный бронетранспортер.

— Разойтись! Разойтись! — хрипло выкрикивал стоящий на броне фельдфебель. — Разойтись, мерзавцы! Кто разрешил собраться в центре города?!.