Валерий Поволяев - Лесные солдаты

– А если не найдём?

– Что значит не найдём, Ломоносов? Такого быть не может!

Маленький боец посмотрел на Чердынцева с сожалением, как на некого непутёвого человека, не знающего, что такое жизнь и какие ловушки она может расставить. Отведя взгляд в сторону, он проговорил тихо:

– Жизнь – подлая штука, товарищ лейтенант.

Чердынцев не ответил ему.

Было тихо. Сюда, в эту глушь, уже не доносились ни выстрелы, ни гул далёких взрывов, ни хлопки гранат – ничего, в общем. Даже птицы, утомлённые солнцем, дневной жарой, молчали, не подавали голосов. Лишь воздух, раскалённый, позванивал легко, тонко, дрожал невесомо, струями уплывал куда-то далеко-далеко вверх и растворялся там, ни следов от него не оставалось, ни последков. Чердынцев раскинул на траве карту.

Маленький боец с интересом заглянул в неё.

– Где мы сейчас находимся, товарищ лейтенант?

Если бы это знать, если бы… Но Чердынцев, к сожалению, не знал точно, где они находятся, он указательным пальцем очертил квадрат и ткнул в него:

– Вот здесь!

А по длине в квадрат этот вмещалось не менее пятнадцати километров, и по ширине не меньше – на такой площади могли вместиться едва ли не все Вооружённые силы Советского Союза вместе с танками и самолётами. Маленький боец не сдержался, крякнул в кулак.

– А более точно сказать не могу, – сожалеюще проговорил Чердынцев, – у меня нет для этого хотя бы примитивных данных.

– Главное, нам ясно, куда надо идти, – прощая лейтенанта, глубокомысленно произнёс маленький боец, – само направление… Не заблудимся.

Они до самой темноты шли на восток, перемещались из одного леса в другой и не встретили по пути ни одного человека в красноармейской форме.

Дважды приближались к шоссе, чётко отмеченном на немецкой карте, и тут же отходили от него в глубь леса – по шоссе двигалась немецкая техника, в кузовах машин петушились, горланили, да под аккомпанемент губных гармошек распевали незнакомые песни белобрысые длинношеие парни, выкрикивали лозунги «Дранг нахт остен!» и вообще вели себя, как базарные торговки, выгодно продавшие какой-нибудь сомнительный товар.

Чердынцев, глядя на них, нехорошо белел лицом и нервно кусал губы: ему не терпелось ввязаться в бой. Но что они могли сделать с двумя винтовками против этой армады? Только погибнуть. Погибнуть, конечно, всегда можно, дело это нехитрое, но толку-то? Какая польза от этого будет Родине, Сталину, комсомолу? Он косился на маленького бойца, щурил испытующе глаза, словно бы хотел понять его состояние и отводил взгляд в сторону. Ну хотя бы один красноармеец встретился, хотя бы раз прозвучало знакомое русское слово, пусть матерное, произнесённое с досады, но русское… Нет, словно бы и не по своей земле они шли.

Ночевали в лесу – на дне рва перегородившего когда-то дорогу пожару, развели костёр, набросали в него сухотья, в двух банках из-под говяжьей тушёнки вскипятили воду – каждый себе.

Похоже, и Чердынцеву надо было уже обзаводиться своим хозяйством, каким-нибудь рюкзаком или вещмешком – неведомо было, сколько они ещё будут бродить по лесам, за лесами, как это и положено, пойдут поля и овраги, – а бродить, увы, придётся, пока они не пристанут к своим. Ломоносов уже привык к трофейному ранцу, это произошло быстро – таскал его теперь ловко и легко, будто родился вместе с ним, только покряхтывал от удовольствия… Надо было бы добыть такой ранец и лейтенанту.

Только вряд ли лейтенант возьмёт его, поскольку – вражеский. Ещё не хватало, немецкую вещь на себя грузить! Ломоносову это можно, а лейтенанту нет, поскольку он – командир Красной армии. Устав Красной армии это, можно сказать, запрещает, хотя нигде таких запретов Чердынцев, если честно, не встречал. Но всё равно – зазорно и стыдно. Тем более, на груди, на гимнастёрке у него алеет комсомольский значок. Да и в училище пограничном лейтенант был комсоргом своего взвода.

– Здесь, в этом ранце, и заварка есть, – прервал праведные мысли лейтенанта маленький боец, показал небольшую деревянную коробочку с выдвигающейся из неё крышкой. Как в школьном пенале… Изнутри коробочка, чтобы из неё не выветривался чайный дух, не вытекал через щели, была оклеена плотной вощёной бумагой. – Вот.

– Береги продукты, – предупредил маленького бойца лейтенант.

– Не беспокойтесь, ещё добудем, – Ломоносов беспечно махнул рукой, – я же – нюхач. Обязательно где-нибудь что-нибудь унюхаю… И стащу.

– Воровать нехорошо, – назидательным тоном произнёс лейтенант.