Игорь Болгарин - Чужая луна

«Последний привет с Родины»! — с некоторой тоской подумал он и стал наблюдать за кораблем. По нижней палубе носились матросы, легкий ветерок донес до него отдельные русские слова и звуки боцманской дудки. Но корме русскими и латинскими буквами выведено: «Темрюк», и чуть ниже порт приписки: «Одесса».

За спиной Слащёва послышался звук шагов. Он обернулся.

— Господин генерал! — окликнул его Мустафа. — Тут вас спрашивают.

— Что им надо?

— Не знаю. Говорят, очень нужно.

— Скажи, генерал занят! — сердито сказал Слащёв. — Скажи, генерал сегодня не принимает.

И когда Мустафа удалился. Слащёв извлек из кармана револьвер. Покрутил барабан. Все семь патронов были на месте. Семь смертей тускло отсвечивали холодным латунным блеском.

Он повернул револьвер стволом к себе и приставил его к груди. Подержал так. Подумал: как, в сущности, все просто: легкое нажатие на курок — и кончились все заботы и переживания. Тебя нет. Осталась бесчувственная оболочка, а тебя нет. И никогда не будет.

Ему показалось вдруг, что заболело сердце. Что, не хочется умирать?

Ну, а если так? Он медленно поднял ствол и остановил его у виска. Ну, что?

Нет-нет, не сейчас. Потом!

Ах, какой дурак, пустил по ветру кокаин. Один раз нюхнул, и все сделалось бы само собой, легко и просто.

Память подсунула ему давнее воспоминание. Это было в академии. Такой же, как и он, курсант, граф Безродный приволок в казарму отцовский револьвер. Однажды, напившись пунша, они затеяли игру в «русскую рулетку». Какой упоительный страх испытывал он тогда. Судьба пощадила всех. Но слух об этой игре докатился до начальства. И их едва не отчислили из академии.

А может, еще раз сыграть с судьбой в «русскую рулетку» и снова испытать тот давний божественный страх? Всего один раз! Шесть шансов на жизнь и лишь один…

Он стал сосредоточенно и хладнокровно, один за другим, выщелкивать из камер патроны. Один, второй… пятый… шестой. Все! Крутанул барабан, поднял револьвер…

«Ну и к чему эта глупая игра? Кому и что ты докажешь? — остановил его внутренний голос. — Тебя миновали сто смертей. Зачем ищешь сто первую?».

Он поднял голову, удивленно посмотрел вокруг. На закатном солнце в заливе толпились суда. Постепенно к нему стали возвращаться звуки: сердито ругались между собой чайки, перекликались, здороваясь и прощаясь, корабли. Он словно приходил в себя после тяжелой болезни.

С удивлением обнаружил в своей руке револьвер. Вспомнил: в барабане всего один патрон. «Русская рулетка». Нет-нет, не гоже так российскому офицеру. В бою — понятно. А так, без всякого смысла…

И он опустил ствол вниз, к земле.

«А интересно все же, как бы на этот раз распорядилась мной судьба?» — подумал он и нажал курок.

Раздался оглушительный выстрел. Руку с силой отбросило вверх. Он стер со лба холодный пот и… представил себя мертвым.

Возле него возник взволнованный Мустафа.

— Что тут? Кто стрелял?

— Я — спокойно ответил Слащёв. — Проверял револьвер. Показалось, сбит боек.

— А тот… он вас все еще ждет.

— Кто?

— Ну, я вам говорил. Пришел, спросил вас. Говорю: занят. Не уходит. Сидит возле калитки.

— Пригласи.

Мустафа торопливо пошел к калитке. Слащёв пошел следом. Уселся на скамейке возле дома и обнаружил, что все еще продолжает держать в руке револьвер. Выщелкнул стреляную гильзу и вынув из кармана жменю патронов, дозарядил револьвер. Обернувшись на шум шагов, увидел невысокого крепкого мужчину, вразвалку идущего к нему. Это был Красильников.

— Что вам надо? — недружелюбно спросил Слащёв.

— Мне — ничего. Меня послали сказать вам, что хотели бы вас видеть.

— Меня многие хотят видеть. Кто?

— Как я понимаю, вы тоже хотите видеть этого человека. Вы знаете его как комполка. Он вам назвал себя: Павел Андреевич.

— Я ждал его.

— Он намеревался сегодня навестить вас и окончательно все решить. Я его сотрудник и во все посвящен. Если ваш уговор остается в силе, он не может сегодня прийти к вам, но был бы рад встретиться с вами в другом месте.

Слащёв уже несколько дней ждал комполка и досадовал, что тот, пообещав увидеться, надолго исчез.

Как бы отвечая на немой вопрос Слащёва, Красильников сказал:

— Он был крайне занят и приносит вам свои извинения. Вы сами сегодня сможете убедиться, что он действительно очень занят.

— Ну, а если я не пойду? — спросил Слащёв.

— В этом случае Павел Андреевич велел сказать, что он сожалеет, но ваш уговор об амнистии и прочем теряет силу. Насколько я знаю, он лично поручился за вас в самых высоких инстанциях и получил добро. Я бы не стал упускать этот редкий шанс. Но это ваше дело. Прошу извинить за беспокойство, — и Красильников встал, чтобы уйти.