Ольга Репьева: Необыкновенные приключения юных кубанцев

О к р а и н н ы е улицы, которыми двое в заячьих треухах осторожно пробирались на другой конец станицы, были пустынны и глухи. Лишь стеклянно похрустывал под ботинками Ванька да постолами Миши трескучий ледок пустых лужиц.

На стук в окно хаты по улице Чапаева долго не обзывались. Значит, подумал Ванько, Рудик с Борисом ещё не пришли, а Елена Сергеевна, похоже, испугалась нежданных гостей, и он позвал:

— Тёть Лена, это я, серёжин друг!

К стеклу приблизилось светлое пятно. Послышалось:

— Сейчас открою, одну минутку.

Хозяйка открыла дверь со словами:

— Заходите, только у меня темно… Что-нибудь случилось?

— С наступившим вас Новым годом! Извините, что так поздно… Но мы не колядовать.

— Ничего, ничего, гостям всегда рады!

— Мы, вобще-то, тёть Лен, не в гости. Рудик ещё не приходил?

— Не было никого. Он разве…

— Скоро должен подойти. Я зажгу лампаду — керосин ещё не кончился?

— Спасибо, ещё много! Так что же случилось? — Волнуясь, она нащупала лампу. — Зажги вот её, светлее будет.

— Случилась, тёть Лена, большая беда… Мой приятель — который Голопупенко, помните? — влип в историю. Сёдни должны вести на расстрел. А мы хотим его, вернее — их: ребят должно быть трое — хотим их спасти.

— Это, должно быть, очень опасно?

— Опасно, конешно… Но мы хорошо вооружены. А вот, кажись, и они! — услышав стук, вышел он открывать.

— 3драсте, тёть Лена! — бодро поздоровался Рудик, поставив у порога сумку.

— Тише, Серёжку разбудите! — цыкнул Ванько; Борис ограничился кивком. — Ну, что у вас?

— Всё ладом, — присев на табурет, стал докладывать тот негромко. — Пацаны живы, не замёрзли и их больше не били. Повезут на машине, выедут к полуночи. Полицаев будет не больше пяти рыл, вооружены винтовками. Это всё, что удалось разузнать.

— Это немало! А в зароях были?

— Обязательно! Борис расположение знает, — ответил Рудик. — Ориентир — дорога в глубь зароев.

— Никого не встретили? В смысле — никто за вами не наблюдал?

— Предосторожность соблюдали, но ничего подозрительного! — заверили разведчики.

— Вы сделали большое дело! Ты, Рудик, можешь возвращаться. Спасибо и привет тётке.

— Можно, я издали понаблюдаю? Или хотя бы здесь подожду, — попросился он.

— И не проси! Мы тебе завтра всё расскажем подробно.

Простившись, Рудик с неохотой ушёл.

Оставшиеся занялись автоматом, доставленным сюда в разобранном виде: протирать от запотения в тепле, приводить в боевую готовность.

Серёжка давно проснулся, но боясь, что мать отправит к бабуле на печь, лежал тихо, не шевелясь и прислушиваясь к разговорам. Когда автомат был готов, он не выдержал — откинул одеяло и хотел свесить ноги.

— Серёжка! ты почему не спишь? — накинулась мать. — Сейчас же под одеяло, не то отправлю на печь!

— Мам!.. Я ж уже взрослый, можно и мне с ними?

— Только тебя там и не хватало! Взрослый нашёлся…

— Думаешь, я просто так? Я приготовил картечи из чугуна. Как из пряща вмажу полицаю по гляделкам, так он сразу ослепнет!

— Картечь, старик, прибереги для кряков на лето. А щас там знаешь, какой морозище — враз простудишься. — Ванько подсел к нему и погладил по вихрам. Сережа, хныча, укрылся с головой.

Ребята засобирались.

— Вы ж обязательно дайте мне знать… А то я до утра глаз не сомкну, — говорила Елена Сергеевна, провожая. — Если, не дай бог, поранят кого, ведите ко мне: у меня тёплый потайной погреб, не найдут и с собаками.

— Зайдём обязательно. Может, будет и раненый. Но вы раньше времени не переживайте, — успокаивал Ванько, прощаясь.

Ночь выдалась тихая и морозная. Полная луна превзошла самоё себя, заливая станицу светом. Выручатели, чтоб не быть замеченными кем бы то ни было, пробирались за околицу только в промежутках, когда щедрое ночное светило перекрывалось медленно плывущими разновеликими облаками. Благо недостатка в них не было.

Выйдя в разведанное место, разделились: Ванько с Борисом, вооружённые автоматом, направились в глубь зароев, куда вела промёрзшая, ухабистая дорога. Миша облюбовал себе секрет в кустах, метрах в десяти от неё.

Морозило крепко, но рукам и ногам не давали застынуть рукавицы и некое подобие унтов, сшитых девчатами из заячьих шкурок. Правда, поверх последних надеты были у Миши постолы, уже порядком задубевшие.

«Скорей бы ехали, что ли, — размышлял он, зевнув. — А то тянут резину — заснуть можно». По поводу предстоящего убийства шофёра — такая поставлена перед ним задача — особенно не переживал. Жутковато, конешно… И даже, пожалуй, жалковато, человек ведь. Не прировнять к воронам, в которых он когда-то пальнул из ружья. Но, опять же, полицаи — это ведь нелюди. Изменники и предатели. Убивают же они, не щадят даже детей. И этих хопцев застрелили бы, не моргнув глазом. Изменив своему народу, поступив в услужение к его врагам, они знали, чем рискуют. Чего ж их жалеть? Кровь за кровь, смерть за смерть!