Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

Игривое настроение всё ещё колобродило в нём, он взял её ладошку в свои, стал гладить, заискивающе глядя в глаза, — заглаживал вину.

— Ох и схлопочешь, лиса! — Марта, хоть и приятно ей было такое проявление доброго отношения, ладошку выдернула и даже погрозилась влепить затрещину.

— Ну у вас и привычки: как что, так и по мордасам, — упрекнул, отшатнувшись.

— А что, уже получал?

— Я пока что нет. А вот твой брательник двоюродный не так давно от Иринки схлопотал… Он тебе не рассказывал?

— Говорим о серьёзном деле, а ты — с какими то Иринками! — отвергла она постороннюю тему. — Я вот что хотела бы посоветовать: пацанам своим про лётчика ничего пока не говори. Одежду и поесть приготовим мы с мамой, она мне в этом не откажет. А на дальнейшее…

— Маме твоей говорить нежелательно! — возразил Андрей.

— Если опасаешься, что как немка она ненадёжная, то клянусь — это не так. Честное пионерское! Даже, если хочешь, — ленинское.

— Смотри, такими словами не бросаются!

— Я знаю, что говорю. Потом, мама ведь доктор, а вдруг случится осложнение — ты же видел, какая опасная рана.

— Оно, конешно, ты права, но… не говори пока хуть про островок. Он секретный, и мало ли для чего может пригодиться при немцах. Скажи, что дять Саша находится… ну, например…

— Нет, Андрюшка, — перебив, крутнула головой собеседница, — я маме ещё никогда не лгала и ничего сочинять не буду. Расскажу всё как есть, и будь, как ты выразился, спок — она не подведёт.

То ли с недоверия, то ли у него появились кой-какие догадки, но он пристально посмотрел ей в глаза.

— Что ты на меня так смотришь? — заметила она.

— Как говорила и моя учителька…

— Не попугайничай!

— Сперва дослушай: ты мне начинаешь не ндравиться, — переиначил её фразу. — За то, что не слушаешься старших.

— Во-первых, в слове «нравиться» — если выражаться по-русски — «д» не употребляется. А во-вторых, ты, конечно, старше, но я тебе не навязываю, а всего лишь прошу согласиться.

— Ох ты и хитрая! Ну, ладно: нехай один раз будет по-твоему.

С вечера долго не спалось. Перед мысленным взором один за другим возникали эпизоды закончившегося дня. При этом те из них, что касались непосредственно лётчика, почему-то не казались уже главными. Гораздо большее впечатление осталось от вторжения в его жизнь этой простой и в то же время необыкновенной девчонки.

Вначале, когда эта веснущатая так бесцеременно столкнула его со своей драчливой худобины да ещё и обозвала дураком ненормальным, она вызвала неприязнь и желание отодрать за косы… Вовремя извинилась, а то бы дошло и до этого. Затем неприязнь постепенно уступила место заинтересованности, перешедшей в уважение. Оказалось, что она — красивая девочка и притом «сурьёзная, строгая, неразболтанная, как некоторые, хуть та же Нюська Косая». Такие, примерно, мысли не давали Андрею уснуть.

Мать видела, как он вчера, уже под вечер, мастерил себе прящ, а утром умчался на гравийку за камушками. Чей-то рыжий котище, задирака и драчун, просто житья не стал давать Мурзику, и сын собирался проучить паршивца и отвадить. Правда, не вернулся вскоростях, как обещал, но это не впервой — днями пропадать на ерике. И она не особенно и беспокоилась, разве что из-за того, что весь день был, считай, впроголодь. Слыша, что тот ворочается дольше обычного, поинтересовалась: — Ты чиво, сынок, не спишь? Комаров я вроди усех передавила.

— Комары ни при чём… Видел сёдни воздушный бой, никак с головы нейдёт. Самолёт наш сбили фрицы…

— Я як раз доливку домазывала, слыхала, як гуркотели да стреляли, аж хотела выйтить поглядеть. Кажуть, лётчика, сердешного, прям под парашютом застреляли, ироды. Ходили шукать, да не нашли, где упал. Мабутъ, в лиман угодил.

— Вы тоже ходили?

— Собралась було и я, а тут прибегае кума Ивга. На бригаде, говорыть, анбары открыли, разбирають по домам зерно. Так мы с нею, забыла тебе и похвалиться, тожеть по чувальчику привезли.

— А на чём везли?

— Ванько возок предложил. Они как раз с Варей цельных два притарабанили. А посля и нам с Ивгой и погрузил, спасибо ему, и довезти помог.

— И много в них было пшеницы?

— Оба анбара пошти полные. Пшеничка в мешках — мабуть семенная. А може на госпоставку готовилось, да не успели вывезти. Хорошо, хуть хвашистам теперя не достанется.

— Мам, мы же с вами русские. Надо говорить не «хва», а фашистам, — поправил ее сын. И добавил: — Нужно выражовываться правильно!

— Какая, сынок, разница, — слабо возразила мать. — Ежли правильно, то имя им — изверги рода человеческого. Оно бы и понятней каждому. — Помолчав, вспомнила: — Хлопци спрашували куда это ты запропастился. Они усе были коло анбаров: Ванько навытаскивал в сторонку цельный штабиль мешков, Федя с Мышком присматривали, а они с Борькой помогали нашим развозить по дворам. Нам с кумой, Лизавете Шапорихе, Мачням завезли. Та, мабуть, усем, в ково ребятишек куча, успели.