Ольга Репьева - Необыкновенные приключения юных кубанцев

— Чё это с ним? — удивился Ванько. — Никак соскучился по тебе?

— Так я ж ему гостинчик несу, вот он и учуял, — показала она на свёрток под мышкой. — Забрала домой косточки.

— Вон оно что! Ты умница, что додумалась. Пусть и он полакомится.

— Ничего, что я так сказала — «домой»? — спросила она, как бы извиняясь.

— Всё правильно! Тёть Лиза вернулась, теперь станешь жить с нами. Я тебе не говорил, но мы с мамой в первый же день так и решили.

— Лучше б ты сказал… А то я всё это время переживала: как жить дальше?

— Будешь мне сестричкой. Двоюродной. Мама уже слух пустила, что ты… что вы с Валерой её племянники. Как, согласна?

— С большим моим удовольствием!

— Погодка сёдни на ять: месячно, тихо и не холодно, — сказал Ванько, когда подошли к алыче. — Не хочется и в хату идти.

— И я спать ни граммочки не хочу!

— Ты глянь, как влюбленно он на тебя смотрит, — обратил он её внимание на пса. — Вон, возле будки, чугунок. Высыпь, а я щас вынесу что-нибудь накинуть тебе на плечи.

Дверь заперта не была. Зашёл тихо, но мать услышала, обозвалась:

— Ты, сынок? Что-то ищешь?

— Мам, тут где-то была шаль.

— Помацай в шкапу, справа. Зачем она тебе?

— Немного посидим с Тамарой под лычой. Вернулась тёть Лиза, и она попросилась домой.

— Ну и слава богу! А то я уж начала тревожиться. Как там Дмитрий, не говорила?

— Нет: добралась домой уставшая и больная. Ну, я пошёл.

Тамара, угощавшая пса с руки, наполнила чугунок, оставив немного и на завтрак.

— Он теперь полюбит тебя больше, чем меня. Ишь, с каким удовольствием набросился — аж треск стоит! — Ванько, сложив шаль по диагонали, набросил ей на плечи. — Вот так. Чтоб не простыла. — Сели на лавочку.

— А ты — не замёрзнешь?

— За меня не беспокойся, я закалённый.

— А как ты закаляешься? И я хочу.

— Пожалуйста: будем закаляться напару! Дело нехитрое: надо всего лишь по утрам обливаться водой из колодезя.

— Ой! — зябко передёрнулась она. — И зимой тоже?

— Зимой можно просто обтираться. Или растираться снежком — знаешь, как здорово!

— Я так не смогу-у… — призналась собеседница. — А железяки ты часто поднимаешь? Ну, которые я за сараем видела, — гири, потом эти, колёса от вагонеток. Я попробовала, так даже с места стронуть не смогла. В них сколько весу?

— В гирях? Двухпудовые.

— Ого! А сколько раз можешь поднять одну?

— Выжать, что ли? Я, вобще-то, не считаю… Примерно, сто раз. Можно завтра уточнить, если тебе интересно.

Говорить о своих физических возможностях Ванько, как правило, избегал. Так же как и заноситься либо злоупотреблять. Но сейчас был случай, когда не отвечать на вопросы считалось бы неприличным. Что же до Тамары, то задавала она их не лишь бы о чём-то говорить — ей хотелось узнать о нём побольше. Скромные, без рисовки, ответы можно было бы принять за похвальбу, если б она не имела случай кое в чём убедиться лично. Она так и сказала:

— В жисть бы не поверила, что могут быть такие сильные мальчики! Это у тебя природное?

— Думаю, что нет. По-моему, все рождаются одинаковыми. У нормальных, конешно, родителей.

— Которые… А как это понимать?

— Нормальные — это которые совсем не пьют и даже не курят.

— Таких мало, особенно мужчин…

— Да. К сожалению. — Помолчав, вернулся к вопросу «одинаковости» новорожденных. — И уже по мере взросления каждый человек, если захочет, может сделать себя кем угодно — футболистом, кузнецом или, например, силачом, как мой тёзка Поддубный. Слыхала о нём?

— Не-е. Расскажи.

— Мне тоже довелось не много о нём прочитать… Знаю только, что Иван Максимович Поддубный — знаменитый русский силач и борец — объездил весь мир и нигде не был побежден, положен на лопатки. Его называют королём чемпионов. У него даже трость весит двадцать килограммов. И силачом его сделали постоянные тренировки.

— А мне думается, что всякие таланты и способности задаются человеку ешё до рождения, — не согласилась с его доводами Тамара. — Вот у Сережи, моего соседа… бывшего, — поправилась она, вздохнув, — у него способности к рисованию с раннего детства. А Клава хвалилась, что у её Феди — к стихам. У тебя вот — природная способность к силе.

Не надеясь, видно, на его закалённость (возможно, впрочем, что и по иной причине), она поделилась шалью, прикрыв и его; при этом придвинулась вплотную. Ванько не возразил против такой о себе заботы, напротив: положил, видимо — для удобства, свою руку к ней на плечо.

— От природы у меня разве что любовь к спорту. Мне доставляет удовольствие возиться с тяжестями, тренироваться, иметь крепкие мышцы. Какая-то внутренняя потребность быть при силе.