Эдмунд Низюрский - Всегда на страже (сборник)

Пожар мы погасили. А через день во всех окнах заставы уже были новые стекла, а еще через сутки повар Трофимов выпек в новой печи хлеб. А другие заставы еще с месяц, а то и больше, сидели на лепешках и завешивали окна рыбьими пузырями.

Но ты был не только запаслив и дальновиден, ты был и бескорыстен. Ежедневно ты высылал на правый и левый стык наряды с хлебом для наших соседей. И так до тех пор, пока они не наладили свою выпечку. И знаю, что тебя никто не просил об этом, но ты понимал, какое там положение, и ты был рад помочь людям. Вообще, ты удивительно быстро и легко сходился с людьми. Ты умел с ними ладить, хотя порой это были совершенно разные и по характеру и по возрасту люди. Помню, соседом справа был у нас старший лейтенант Иванов, татарин по национальности. Гордостью Иванова были лошади. Отлично выезженные верховые лошади, что в условиях Курил было почти невероятным, и среди них выделялась Ночка - норовистая красавица кобылица. Мне достоверно известно, что Паша ревниво оберегал ее и не давал никому, даже начальнику отряда, придумывая самые невероятные причины, и только Рогозный неоднократно появлялся в отряде, торжественно восседая на Ночке, как лермонтовский Казбич на своем знаменитом Карагезе…

Под крылом самолета проплыл небольшой аккуратный городок, обрамленный садами и виноградниками. Мой сосед по самолету, майор, который все время спал, на секунду пробудился: «Где мы?»

«Видимо, пролетаем Теленещты»,- взглянув на карту, ответил я, но майор уже снова спал…

Шло время, и я внимательно присматривался, как ты строишь взаимоотношения с подчиненными, и, признаюсь, Николай Павлович, не сразу постиг твой «стиль». И знаю почему. Просто ты редко повторялся и в каждом конкретном случае шел к единственно правильному решению разными путями. Но все-таки главное в твоем «стиле» я уловил сразу: ты был строг, порой даже резок и беспощаден, но всегда и во всем справедлив. И у тебя было на то полное моральное право, потому что, как ты пекся о своих пограничниках, вряд ли кому приснится и во сне. Ты часто говорил мне: прежде чем со всей строгостью потребовать с подчиненного, ты сделай для него все возможное и невозможное, чтобы он был хорошо накормлен, одет, обстиран и в отличном настроении. Вот и соображай…

И ты делал это - «все возможное и невозможное». Ты все тащил на заставу - тебя не смущали ни расстояния, ни трудности нашего бездорожья,- приспосабливал к месту, планировал, изобретал. Ты наладил хорошее хозяйство. Не просто потому, что ты вообще по складу характера хозяйственный человек и постоянно искал приложения своим избыточным силам, а потому, что ты лучше остальных понимал, что значит для солдата в условиях Курил кружка парного молока, свежее мясо и еще десятки «мелочей», на которые мы, молодые офицеры, порой просто не обращали внимания.

Только для трезвого рассуждения все это - не больше чем хорошая оправа к командирскому званию, не будь ты, Николай Павлович, таким же неистовым и в главном, в том, что на скупом военном языке зовется обычно «личным примером» и очень редко - отвагой. Примеров тому было немало и на моей памяти,- взять хотя бы тот пожар во время землетрясения,- но мне почему-то особенно запомнился случай с японской шхуной.

Припоминаешь?…

Случилось это ранней осенью, в самую путину, почти через год после нашего знакомства. Однажды среди бела дня в нашу уютную «кастрюльку»,- так мы прозвали свою бухточку,- на всех парах вошла японская рыбацкая шхуна. Мы даже онемели от такой наглости. А японцы, между тем, демонстративно бросают якорь и врубают на полную катушку какой-то залихватский джаз-банд. Ну, что тут скажешь?

В служебной инструкции на этот счет записано однозначно: доложить в отряд и ждать, вести наблюдение, А тогда как же быть с тем пунктом, где сказано, что граница СССР - священна и неприкосновенна? Ведь он стоит в той самой инструкции самым первым, и даже тем, кто на границе без году неделя, дважды объяснять его не надо - знают назубок. Вот тут-то и выходила у нас загвоздочка. Все это мы с тобой прекрасно понимали и ломали голову, как выйти из положения. Плавсредств у нас не было, да и запрещалось нам, сухопутным, их иметь. Стрелять? Об этом не могло быть и речи: шхуна рыбацкая, с этим у нас строго. Ждать прихода пограничного корабля - налицо вопиющая безнаказанность! Тут надо было найти поистине соломоново решение: и инструкцию не нарушить, и себя соблюсти по полному достоинству. Не знаю, можно ли было придумать что-нибудь еще, но только то, что ты затеял, показалось мне тогда невероятным.