Сергей Зонин - Верность океану

«Этот тяжелый для нас урок, - пишет Владимирский, - есть прежде всего расплата… за боязнь принять ответственное решение, боязнь быть обвиненным в трусости, если оставлен, утоплен корабль… Правда, на нашу психологию влияет и «бытие» - авось удастся спасти корабль, их у нас так немного». Итак, комдив не решился топить поврежденный лидер и в дальнейшем действовал по инерции раз принятого решения. А ведь он должен был помнить о боевом приказе командующего эскадрой перед набеговой операцией к берегам Румынии в декабре 1942 года. В том приказе сказано: «Тяжело поврежденный, лишившийся хода корабль топить, а личный состав спасать по обстановке». И не мог Негода не знать, что Владимирский справедлив, всегда защищает своих командиров от облыжных обвинений. В дневнике есть такая запись: «Никогда не обвинял командиров в трусости, да к этому и никогда (в дневнике подчеркнуто. - С. З .) не было оснований. Наоборот, защищал от неправильных обвинений свыше. Всегда подробно разбирал причины допущенных ошибок, давал им свою оценку…»

И все- таки в том, что Негода не смог принять правильного решения, Владимирский видел и свою вину: не воспитал, как должно, своего командира, вручил руководство операцией офицеру, которому не доверял до конца. [85]

Ответственность за решение… Ее принял на себя командующий флотом, когда встал вопрос о виновных и наказании. Владимирский не стал «распределять ответственность». Негода воевал храбро, после войны стал адмиралом, командовал соединениями. В книге своих военных мемуаров он не раз с любовью и уважением вспоминает Владимирского. Оставить тогда Негоду на флоте было очень непросто. Но Владимирский помнил, как сам в сорок первом разрешил спустить шлюпки с «Фрунзе», чтобы подобрать моряков потопленной канлодки, помнил, как, сомневаясь в Негоде, все же поручил ему командование отрядом. Негода оказался плохим тактиком, но сердцем его понять можно… Б. Ф. Петров вспоминал разговор с командующим флотом вскоре после гибели трех кораблей: «Адмирал встал и, пытливо глядя мне в глаза, спросил: «А вы утопили бы «Харьков»? И когда Петров задумался, а потом произнес: «не знаю», Владимирский сказал: «Вот то-то и оно!… Я благодарен вам за честность, а то сейчас все говорят - я утопил бы! Задним умом каждый умен…» Владимирский сохранил флоту боевого офицера, потому что мог чужую беду, чужую боль ощущать как свою.

Ему всегда было чуждо какое-либо соглашательство, стремление угодить начальству. Он считал это самым тяжким для военного человека пороком. «Бывает, - говорил Владимирский, - подчиненные настолько «чутко» прислушиваются к мнению начальника, что когда спрашивают их мнение, то высказывают не свое суждение, а то, что желает слышать начальник. Последствия тут могут быть самые печальные…»

Лев Анатольевич всегда был самокритичен. Но высокие требования предъявлял и к другим - и к подчиненным и к начальникам. И в прошлом его привлекали деятели, вопреки всему отстаивающие истину, рыцари духа - личности. В дневнике его есть, например, строки восхищения адмиралом Н. С. Мордвиновым, нашедшим в себе гражданское мужество проголосовать против казни декабристов. Как вывод: [86] «Проявить мужество гражданское потруднее, пожалуй, чем проявить храбрость в бою».

В литературных произведениях - читал адмирал всегда много - ему всегда импонировали образы мужественных и непреклонных людей. Это во многом определяло круг чтения. В послевоенных дневниках Льва Анатольевича выписки из Плутарха и Светония, А. Герцена и П. Кропоткина, Е. Тарле и А. Манфреда. На одной из страниц читаем: «Никто не имеет права жить только для себя». Это из книги Ж. Амаду о Престесе.

Десант в Крым

К общему решению по замыслу десантной операции в Крым фронт и флот пришли не сразу. И. Е. Петров предлагал бросок через Керченский пролив сопроводить крупным десантом в Феодосию. Тут поспорили - Владимирский доказывал, что нельзя повторяться, немцы помнят декабрь сорок первого. У Феодосии сейчас несколько батарей береговой обороны с радиолокаторами. Крупных кораблей у флота меньше и почти нет транспортов. В конце концов командующие согласились на одновременной высадке десантов двух армий: 56-й - на Еникальский полуостров (северо-восточная оконечность Керченского полуострова) и 18-й - в район поселка Эльтиген, в южной части пролива. 318-й дивизии 18-й армии и приданным ей двум батальонам морской пехоты после высадки надлежало ударить вдоль побережья на север и выбить противника из Камыш-Буруна. Затем туда будет доставлена еще одна дивизия этой армии - 117-я гвардейская. И части 18-й и 56-й армий, соединяясь западнее Керчи, освобождали Керченский полуостров до Владиславовки…