Владимир Коваленко - Крылья Севастополя

Паша Круглов пришел в нашу часть недавно. Небольшого роста, худенький, незаметный, с хохолком на макушке. Совсем как воробышек. Но за этой неброской внешностью хранилась душа настоящего художника. Когда он брал в руки баян и растягивал меха, мы забывали обо всех на свете невзгодах. Играл он не просто блестяще, а самозабвенно, весь преображаясь. Играть мог без устали, часами. И тогда даже техники на аэродроме присаживались возле самолетов и прислушивались к переливам баяна, доносившимся из «кубрика», - то мажорным, то грустным. [195]

- Паша изливает душу, - говорили они.

Никогда не забуду, как он играл «Сентиментальный вальс» Чайковского. Берущие за душу звуки скрипки, грустная песня виолончели, тоска фагота и рыдания флейты - все сливалось в звуках, которые извлекали гибкие пальцы Круглова. Мы сидели молча, неподвижно, и каждый в эту минуту думал о своем, потаенном. Казалось кощунством нарушить эту гармонию…

Таков был Паша Круглов. И вот теперь он не играл. Поднял голову от баяна, глянул на меня - и я не узнал его: тусклый, отсутствующий взгляд.

- Паша, что с тобой? - спросил я с тревогой.

Он тыльной стороной кисти провел по лицу, словно смахивая что-то, и я увидел на его скуластом худощавом лице полосы от слез.

- Что случилось, Паша?

- Вот, - протянул он мне письмо-треугольник и снова склонил голову.

Я начал читать:

«Дорогой брат! Ты даже представить не можешь, что мы пережили. Нет больше папы и мамы. Их замучили фашисты. Я осталась одна. А еще я должна рассказать тебе об Оле. Может, ты даже не знаешь, как она тебя любила. Она ждала тебя, верила, что и ты ее полюбишь. А когда пришли фашисты и схватили ее, она плюнула офицеру в глаза. И он кинул ее под ноги солдатам.

Утром мы нашли ее в сарае полумертвой. Принесли домой, обмыли, напоили. Она очнулась и расплакалась. Плакала долго. Мы никак ее успокоить не могли. Потом успокоилась, притихла.

А вечером, когда мы возвратились домой, нашли ее в петле.

Ты, брат, не осуждай ее, она не могла иначе. Бей гадов крепче, отомсти за нашу Олю!

Твоя несчастная сестренка».

У меня комок подступил к горлу. Что мог я сказать Паше в утешение? Бывают в жизни минуты, когда слова бессильны.

…Через час о письме Круглову знала вся эскадрилья. А после обеда на Мысхако по каким-то делам прилетел Иван Марченко - заместитель Новикова. Он сделал над аэродромом замысловатую «горку», с шиком притер свой «киттихаук» точно у посадочного «Т», на повышенной скорости зарулил на стоянку, с шумом откинул колпак кабины и, сверкнув белозубой улыбкой, воскликнул: [196]

- От истребителей третьей всем - кипящий привет!

Но, увидев строгие лица, осекся. Сразу понял: в эскадрилье несчастье, кто-то не вернулся с задания.

- Кто? - коротко спросил он.

Ему рассказали про Круглова. Он помял в руках свой потертый шлем, помолчал, затем сказал с дрожью в голосе:

- Ну, гады, погодите!

Быстро направился на КП, а уже через час вылетел домой. Их эскадрилью перебазировали еще ближе к проливу, на аэродром Бугаз. Собственно, это был даже не аэродром, а небольшая полевая площадка. После дождя, прошедшего накануне, кубанский чернозем раскис, при разбеге шасси вязли в грязи, и самолет запросто мог скапотировать, но летчиков в этот день удержать на земле было невозможно. Чтобы облегчить взлет, они пошли на рискованный эксперимент: сажали на стабилизатор механика, летчик давал полный газ и начинал разбег. При такой нагрузке на хвостовую часть шасси быстрее выходили из раскисшего грунта, по сигналу летчика механик «скатывался» со стабилизатора на землю, и самолет взмывал в воздух.

Способ опасный, могли быть неприятности. Как однажды у Александра Карпова. При взлете у него на стабилизаторе замешкался оружейник Сергей Антонов - не заметил вовремя сигнала. Когда опомнился - самолет уже находился в воздухе, спрыгивать было поздно. Карпов сразу почувствовал неладное: машину трудно было удержать в горизонтальном положении. Он оглянулся и с ужасом заметил на стабилизаторе Сергея. Неприятный холодок пополз по спине: одно неосторожное движение ручкой управления - и Антонова воздушным потоком сбросит со стабилизатора…

Карпов все же посадил самолет. Правда, плюхнулся довольно неудачно: самолет «клюнул» носом, резко развернулся, чуть не подломил шасси, однако остановился, не скапотировал. Сергей остался жив.

И все- таки, даже после этого случая летчики не отказывались от рискованных взлетов, а механики соглашались на опасную работу. Истребители взлетали один за другим.