В пять лет я уже умел читать. И прочитал первый рассказ о лошади. Трудилась она у хозяина всю свою жизнь, а когда стала старой и немощной, выгнал ее хозяин. Пошла она по деревне никому не нужная. И подошла она к пожарному колоколу, стала жевать веревку, и колокол жалобно-жалобно начал позванивать. Трудно передать, как мне было жаль лошади тогда. И даже до сих пор осталась в душе та первая детская жалость…
Впертый, говоря по-нашему, а, поди ж ты, - сентиментальный, чувствительный.
Потому- то, наверное, и не выдержал, когда мать меня увещевала, просила не ходить в летчики. [249]
Ну как же, мам, я же согласие дал, - цеплялся я за последнее.
- Согласие? А мать спросил?! Мал еще согласия сам давать. Я вот такое согласие им дам!
И как ее ни удерживал, ни умолял, она тут же побежала в райком.
Я прямо- таки сгорал со стыда. Как завтра в глаза друзьям смотреть-то?! Успокоил, как мог, ревущих сестренок и вслед за матерью побежал в райком. А она там уже все устроила по-своему.
- Успокойся, Георгий, - сказали мне. - Мать права. Трудно ведь ей одной. А ты - помощник.
- Так ведь все равно год-два - и уеду учиться!
- Ну это год-два, а там будет видно…
Вот тебе и «рожден, чтоб сказку сделать былью». Вот тебе и «пламенный мотор»! В общем, сказка былью не стала, а вот быль-то и стала сказкой…
Как я переживал эту первую свою неудачу! Даже в авиамастерские шел, как на эшафот. А потом все как-то улеглось, успокоилось.
В школе дел - невпроворот! В младших классах я был в составе известной тогда легкой кавалерии. Какие «наскоки» она совершала! Меня определили в «кавалеристы», выявляющие учащихся, которые посещают церковь. И вот первое серьезное задание. Собрались, решили обсудить сообща план своих действий.
- А что обсуждать?! - недоумевали одни. - Давай напрямую в церковь, там все и увидим.
- А чего сегодня? - резонно возражали другие. - Если и есть там эта их служба, так наших, школьников, там нету, они ведь только с занятий домой пошли.
- Да и не звонили в церкви…
Все умолкли. Затем кто-то предложил:
- Завтра ведь воскресенье. Вот и пойдем утром на это их богомолие…
- Или на обедню, а?
- Правильно! - поддержали все хором. - Как колокола отзвонят - так и туда!
На второй день все мы, «кавалеристы», с важным видом зашли в церковь. Народу много. А мы - напролом, вперед проталкиваемся. Туда, где, судя по голосу, поп расхаживает. Пробиваемся, по сторонам поглядываем.
- Вон, - вскрикнул один. - Васька за мать прячется!
- И Машка тоже здесь! - громко сообщает другой. [250]
На нас вначале зашикали. А потом, как увидели, что мы в шапках, верующие взбеленились. Как навалились на нас, шапки с голов посрывали и в дверь церкви выкинули. Мы уж и сами за шапками хотели деру дать да не тут то было. За уши нас, да что есть силы за уши да и - вон из церкви. Еще и: «Вот - бог, а вот - порог!» - приговаривают. Так нас и выкинули наши местные фанаты. Больно было, уши горели, места прикосновений обуви верующих почесывали, но не плакали.
- Темнота нещасная! - грозились мы кулаками в сторону церкви.
Но стратегию потом изменили. Да и учителя, узнав обо всем, посоветовали иначе дело строить:
- Что ж это вы сами? - говорили они нам. - Надо со старшими советоваться.
- А разве мы не правы? Чего они детей в церковь волокут?
- Правы-то правы, но во всяком деле свой подход нужен. Разумный. Оправданный подход.
Безусловно, старших мы слушали. Но и самостоятельность у нас в те годы очень развита была. Этому учила и сама школа. Весь уклад ее жизни.
Тогда еще не было Дворцов пионеров. А работа пионерская велась так, что некоторым нынешним дворцам со многочисленными штатами позавидовать бы да позаимствовать. У пионерской организации нашего города Глухова была далеко не дворцовая, но родная своя база. Здесь проводились общие сборы. Были стенды достижений отрядов. Мы ходили в походы, организовывали военные игры, проводили спортивные состязания. Причем, соревнования - в самих отрядах.
Тогда много внимания уделялось школьному самоуправлению. Работали самые различные секторы, заведующих и членов которых мы выбирали на общих собраниях. Это поднимало и чувство ответственности каждого перед коллективом и воспитывало гражданственность. Меня, кроме того, что я был бессменным старостой класса, выдвинули пионервожатым в пятый класс. Помню такой случай. Идет урок. И тут появляется завуч и вызывает меня в коридор.
- Иди, - говорит, - приведи свой пятый в порядок.
Иду. Захожу в класс. Сидят, не шелохнутся. Кого же тут к порядку приводить? Замечаю, что нет учителя.
Читать дальше