Дэвид Класс: Огненный шторм

Хедли-на-Гудзоне, неделя перед Хэллоуином. Выпускной класс школы. Девять вечера. Что, надоели назывные предложения? Учительница английского говорила, что это мое слабое место. Но мне они все равно нравятся. Задают темп. Хотите темпа? Получите. Хотите, чтобы я подпустил жути? Читайте дальше, приятель.

Морозец начинает пощипывать. Вот-вот налетит зима и разобьет нас в пух и прах. Всего через месяц она будет уже суровее некуда, и в северном ветре так и чувствуешь предвестие холода. Холодом пахнет от рыжины и дыма разноцветных листьев. Запасайтесь носовыми платками. От холода сразу нос закладывает. Потуже замотайте шарфы. Доставайте прошлогодние перчатки. На окнах и дверях появляются хэллоуинские украшения. Выгибают спины черные кошки. Парят на метлах ведьмы. Скоро, скоро станет жутко, только не так, как вы думаете.

Знаете, что я тогда думал? Я думал, что живу в самом обычном американском городке и что у меня самая обычная жизнь обычного ученика выпускного класса. Имя? Джек. И что в нем необычного? Фамилия? Даниэльсон. Стандартнее некуда, правда? Род занятий? Ученик выпускного класса. Хобби? Девчонки, кино и скоростные автомобили — примерно в таком порядке.

Ах да, спорт забыл. Очень важно. Когда живешь в городке вроде Хедли, где такая крутая школа, лучше быть крутым спортсменом. Так что мне повезло. Шесть футов два дюйма. Мышцы. Бегаю и еще играю в сборной по американскому футболу. Светло-русые волосы, пронзительно-голубые глаза и интеллект выше среднего, особенно когда я делаю совсем уж отменные глупости. Да, еще обезоруживающая улыбка — я про нее уже говорил?

Обезоруживающая улыбка частенько достается некоей Пи-Джей Питерс. «Пи» — это, наверное, потому, что она Прехорошенькая. Или с Перчиком. Или Проницательная. Иногда — Претенциозная. Что это значит, поглядите, приятель, в словаре. Всегда — Прелесть. А «Джей» — Дуэлянтка, потому что мы вечно друг дружку подначиваем. Драчунья и Дерзилка. А еще — Довольная. Это после очень уж серьезных Достижений.

И вот мы сидим в ресторанчике «Хедли» в тот вечер, когда мы оба добились очень серьезных достижений. Пи-Джей победила в местном конкурсе рисунка — получила первое место за нарисованный тушью и пером портрет своей прабабушки, которой девяносто четыре года. В конкурсе участвовали настоящие взрослые художники, так что для школьницы это о-го-го.

А я только что удерживал мяч целых триста сорок ярдов за одну игру. Новый рекорд школы. Новый рекорд лиги. Неплохая работа. Отстояли честь школы. Ребята хлопали меня по спине: «Супер, Джек. Ты — супер. Молодчина».

Над дверью сверкают неоновые буквы: «Проголодался? Мы открыты!» Красные кожаные стулья. Пи-Джей прижалась ко мне и напоминает, что голову задирать нечего.

— И все равно ты чучело, — говорит она.

— Сама чучело, — усмехаюсь я. — Повежливее, мисс да Винчи.

Мимо нашего столика проходит человек. Длинный. Нескладный. Адамово яблоко торчит так, словно напрашивается, чтобы его выдернули. Уже поел. Уходит. Проходит мимо нашей школьной компании. На нас даже не глядит. Странно — мы ужасно галдим. Может, просто молодежь не любит.

Потом он поворачивает голову и смотрит. Прямо на меня. Полсекунды. Больше ни на кого. На меня. Как будто он меня знает. И я вижу, как глаза у него прокручиваются в глазницах. Вот — нормальные глаза. А вот зрачки пропадают. И что-то сверкает. Будто вспышка. Или сканер. Вспышка белого света, отливающего серебром. Потом свет гаснет, я моргаю, и этого типа уже как не бывало.

— Видала? — спрашиваю Пи-Джей.

— Что?

— Какие у этого дядьки глаза… Так и полыхнули!

— У какого дядьки?

— Только что тут был. Ну и глаза у него!

— Ну, знаешь, пора тебе завязывать с галлюциногенами!

Потом мы с ней вдвоем в моей машине, припаркованной на берегу. Мимо течет Гудзон. На небе висит осенняя луна — большая и какая-то сексуальная. Я считаю, что вечер очень даже подходящий. Но Пи-Джей на этот счет другого мнения.