Николай Михайловский - Только звезды нейтральны

Они ушли в глубины океана

И люки вновь отдраят над водой,

Быть может, под созвездьем Эридана,

А может, под Полярною звездой.

Их путь укроют ливни и метели,

Пропашут штормы, переплавит зной.

Не день, не два, а долгие недели

Дышать им океанской глубиной.

Их адрес смыт водой и непогодой,

Остался только номер бортовой,

И письма их подолгу не находят

За тридевятой милей штормовой.

Первые записи сразу вводят нас в обстановку:

«День солнечный. Западный ветер 5-6 баллов. Море 4 балла. В воздухе барражируют «нептуны», и почти каждый час у нас срочное погружение…»

«Пересекли экватор. Жара отчаянная. За бортом температура воды 24 градуса. За день было 12 погружений от самолетов и судов. Стоит только всплыть, и самолет тут как тут. Видимо, береговые шумопеленгаторные станции дают примерное место, самолет тут же летит на поиск. И никого не находит - мы уже ушли на глубину…»

Такая нынче у подводников учеба в океане!

«Темная ночь с дождливыми облаками… Шли в надводном положении, производили зарядку аккумуляторных батарей. Дважды разошлись со встречными судами. К концу вахты сигнальщик докладывает: «Слева 30°, вспышки белого огня». Я поднялся к нему в «курятник». Вяжу, действительно, вспышки, подобные маячному огню. Что за чертовщина такая? До ближайших островов 200 миль. Откуда взялся маяк? Может, мы вообще «не в ту сторону едем»?! Срочно вызвал штурманов. Приказал проверить счисление. Они проверили, докладывают - все в порядке. Пока мы рассматривали эти вспышки, справа 30°, показывались огни судна, пришлось маневрировать, чтобы разойтись. А вспышки там, где их не должно быть, так и остались загадкой.»

Вот так, с улыбкой, с шуткой, писал Жураковский в дневнике спустя какой-нибудь час после событий, заставлявших тревожно сжиматься сердце и настороженно ждать, чем проявит себя неведомая опасность…

Колоссальным нервным напряжением ложатся на командира нынешние учебные плавания. Ни днем ни ночью не дают они покоя. Но только такая учеба и делает моряков по-настоящему готовыми во всеоружии встретить любую неожиданность, вступить, если потребуется, в бой и завершить его победным итогом. Во имя этой готовности и плавают североморцы в высоких и низких широтах, стоически переносят неизбежные походные тяготы, терпят разлуку с землей, с домом, с самыми родными и близкими людьми.

И в мирные дни мы не знаем покоя,

Идем по крутым океанским дорогам,

Чтоб вновь не звучало над всею землею

Огнем обожженное слово: «Тревога!»

«…Сменился с вахты и проверял работы по ремонту в трюме. Матрос Цитрик по колено в грязной воде, согнувшись калачиком, едва втиснулся в выгородку размером 1х1 метр (к тому же там проходят две толстые трубы) и разбирал подпятник. Да это чудо - при температуре плюс 35 проработать два часа в таком вот положении, а потом еще отстоять положенную вахту. И знать, что впереди несколько месяцев такой же, если не более трудной, походной жизни в океане, без привычного земного уюта, даже без нормального гальюна. И при всем этом ни жалоб, ни тени уныния».

Эти строки вызывали у меня в памяти другие даты и имена. Сорок первый год, прорыв подводной лодки М-171 в неприятельский порт, в губу Петсамо-Вуоно, о чем я уже писал, лодка тогда попала в тяжелое положение. Выход из него во многом зависел от мастерства и самоотверженности одного человека - трюмного старшины Тюренкова. И тот не подкачал, сделав все возможное и, казалось бы, невозможное. Или акустик с «малютки» Фисановича Толя Шумихин. О его мастерстве и жадности к овладению приемами своей профессии ходили легенды.

Пусть сейчас иная техника, иной сложности задача. Но опыт минувшей войны живет в духовном настрое подводников, в их мастеровитости, в сознании каждым своей персональной ответственности за всех, в способности реализовать эту ответственность делами. Так, как реализовал ее Цитрик, который выполнял чертовски трудную, но необходимую для корабля работу, зная, что никто не справится с нею лучше, чем он…

Читая дневник, я ощущал жизнь корабля. Вместе с автором радовался, когда все шло нормально, улыбался, когда представлял себе картину тропического ливня и наших ребят, высыпавших на палубу с мылом и мочалками, чтобы воспользоваться даровой пресной водой. И вместе с автором переживал сложные положения, от которых в океане никто не застрахован.

«Во время ночной вахты обнаружили судно. Мы шли прямо на него. Когда дистанция сократилась, я остановил дизель и начал погружаться. После того, как задраили люк и ушли на перископную глубину, лодка стала стремительно падать вниз. Я увеличил ход моторам до среднего, рули поставил на всплытие. Однако это сразу не помогло. Дал полный ход моторам. Механик начал продувать среднюю. Погружение прекратилось, и лодка начала всплывать с дифферентом на корму. Продули кормовую группу. Выскочили на поверхность, я остановил моторы, и лодка закачалась на волнах.