Виталий Шевченко - Константиновский равелин

— Явились работнички! — с презрительной усмешкой сказал Колкнн так громко, что слова его долетели до Гусева и Демьянова.

— Ты! Нарцисс! — сразу вспылил Гусев.— Может быть, ты считаешь, что, проторчав здесь без толку всю ночь, уже имеешь право читать мне нравоучения?

— А ты его не трогай!

— Лодырь чертов! Еще и возмущается!

— Чем трепаться, лучше бы работал!

По граду злобных реплик Гусев сразу понял, что все настроены против него, и смолчал. Вступать в спор сразу со всеми было безрассудно. В душе он порадовался, что рядом нет Зимского, который не преминул бы ему насолить. но работающий неподалеку командир сектора Булаев тоже был. по его мнению, ничуть нс лучше Зимского (Подлизался! Иначе почему простого матроса назначили командовать обороной?), и Гусев с большим трудом подавил клокотавшую в груди досаду.

Через минуту, по крику «воздух», все разбежались по укрытиям. Загрохотали разрывы четвертой с утра бомбежки.

Собравшийся в город Евсеев нетерпеливо ходил по своему кабинету, иногда бросая хмурый взгляд на потолок, словно он видел сквозь штукатурку и камни вражеские самолеты. Так прошло десять минут — грохот снаружи не прекращался.

В дверь постучали. Вошел главный старшина Юрезан-скнй, лицо его было бледно и растерянно:

— В чем дело? — поспешно спросил Евсеев.

— Завалило камнями почти все продукты! — сдерживая прерывистое дыхание, старался четко доложить Юре-занекий. — Водопровод больше не работает!

Лицо Евсеева стало вдруг старым от набежавших мор- шинок. О снабжении равелина продуктами и водой в эти дни не могло быть и речи. Нужно было выходить из тяжелого положения самим.

— Возьмите несколько человек и после бомбежки постарайтесь все откопать! — приказал капитан 3 ранга, и, хотя Юрезанскнй ответил «Есть», Евсеев заметил, как он с сомнением покачал головой.

Хаотическое нагромождение камней, под которыми оказались продукты, не позволяло верить в успех. Евсеев ничего этого пока не видел. Спросив разрешения, Юре-занский тихо оставил кабинет.

Выйдя после бомбежки во двор. Евсеев не узнал его. Дымилось несколько огромных воронок, земля была усеяна расколотыми камнями из стен равелина, пыль и

гарь тучен стояли в воздухе, и сквозь них, как сквозь туман, пробирались к месту работы краснофлотцы. Евсеев торопливо, чтобы не застал очередной налет, поспешил на катер. На катере вместо Юрезанского, откапывающего продукты, шел в рейс Булаев. Как всегда смущаясь, он подал команду «Смирно» и застыл, ожидая приказаний.

— На Графскую! коротко бросил Евсеев.

Л когда равелин стал постепенно удаляться, уже знакомое, щемящее чувство закралось в душу Евсеева.

«Ничего!—успокаивал он сам себя. — И не надолго!»

Множество крестообразных теней упало па воду. Евсеев поднял голову к небу, и на секунду внутри что-то похолодело — на равелин сомкнутым строем шло не менее двух десятков вражеских самолетов. В первый раз Евсееву пришлось увидеть со стороны, какой кромешный ад творится во время бомбежки в равелине. И моментально подумалось: «А ведь все равно стоим! И бомбы, и снаряды, все сметающие с пути, а люди живут. Приспособились, врылись в землю, и попробун-ка их теперь от нее оторвать! Зубами будут грызться за каждый камень, а пока стоят насмерть!»

И, стукнув кулаком по обшивке катера, Евсеев громко крикнул в сторону хищно кружащих самолетов:

— И будут стоять!

К заходу солнца вдруг оказалось, что оборонные работы почти закончены. Получилось это как-то само собой — рыли, долбили, ковыряли неподдающуюся землю, отвоевывали глубину по сантиметрам, ругаясь и проклиная все на свете, и незаметно сделали дело. Л увидев глубокие окопы и траншеи, сами удивились, что все произошло так быстро. Так бывает, когда каждый; занятый частицей, дела. не видит труда остальных, а между тем труд всего коллектива внезапно открывает перед изумленными взорами всю грандиозность проделанной работы. И когда краснофлотцы увидели друг друга стоящими по горло в траншеях, они весело и счастливо рассмеялись. По участкам бегали командиры секторов обороны, не давая людям расхолаживаться, но всем было ясно, что основные трудности остались позади. Завершив большую работу, человек всегда любуется собой, продлевает приятное ощуще-мне законченного дела, вот почему, собравшись в этот раз покурить, матросы делали это не торопясь, с достоинством, перебрасываясь фразами, приятно ласкающими самолюбие и слух: