Михаил Булавин - Боевой 19-й

Некоторое время шли молча, посасывая цыгарки.

— Ко мне пойдешь, понял? — начал Зиновей и от неожиданности вздрогнул.

— Ату! — вдруг крикнул Устин и швырнул что есть силы фуражку.

Прижав к спине уши, делая огромные прыжки, улепетывал заяц.

— Видал? Во пошел, во чесанул! — кричал возбужденный Устин, поднимая фуражку. — Ну, чуть-чуть я было не сшиб его.

Зиновей с сожалением покачал головой:

— Повезло косому. Не на охотника напал, а то жариться бы ему сегодня в печи.

И вновь завязался разговор. Устин пересказывал старую русскую побасенку о мужике, увидавшем зайца и размечтавшемся, и оба смеялись.

— А вот и наша дума, — остановился Зиновей. — Ажно сердце скребет.

Перед ними лежало село.

— Огородами пойдем, что ли? — предложил Устин.

— А что мы, краденые? — возразил Зиновей. — Дойдем большаком до улицы... Эх, мать честная.:. — постучал он себе кулаком в грудь.

А этим временем в сельсовете собрались вдовы и солдатки, созванные Натальей,

Семен Быков, взмахивая культей, держал речь.

— Выйдем, бабы, в поле все до единой, а у кого ребятишки постарше, прихватить и ребятишек. Пахать и сеять будем сплошняком, подряд всем. Мокею, Модесту, Чистикову, попу Ивану прикажем, чтобы всем безлошадным вдовам землю запахать, посеять и за-скородить. Семян мы вам дадим, после новины вернете. Так, что ли, порешим? Какое ваше слово будет?

— Об тягле да о семенах у нас и думки, Семен Панкратьевич. А руки-то мы приложим, — ответила Настя Блинова.

— Работать в полном согласии и помогать друг дружке. Арину поставим над вами старшой. Согласны?

— Ну, а чего же лучше? Спасибо тебе, Семен Панкратьевич.

В сенцах кто-то завозился и слабо толкнул дверь. На пороге появился Мотька.

— А тебе чего тут? — строго спросил Семен.

Тот смело вошел в избу, снял картуз, шмыгнул носом и, подняв руку, как это делают взрослые, когда хотят попросить слова, торжественно сообщил:

— Гражданы! Красные армейцы Устин Хрущев и Зиновей Блинов ко двору прищди...

— Кто, кто? — вскрикнула Настя и зашаталась, закрывая глаза.

— Где они? — бросился к двери Семен.

— Батюшки-светы!

— Вот тебе, Настюха, и праздничек.

--- Господи милостивый!

Бабы, торопясь, бросились на улицу и побежали к хате Блинова. Сзади бежала опьяненная радостью Настя.

Семен тотчас же вернулся и начал торопливо собирать со стола бумаги и совать их в ящик.

Растерявшаяся Наталья сидела в крайнем смущении и не знала, что ей делать.

Семен увидел ее и от неожиданности вздрогнул. Он думал, что, кроме него, в сельсовете никого нет.

— Наташа! Ты что? Иди ко двору...

И вдруг, спохватившись, взмахнул рукой и, что-то соображая, прошелся по хате.

— Ты вот что, — сказал он, ласково обращаясь к ней, — иди-ка, а я потом пришлю за тобой, что ли, или... или нет, иди/ Иди.

Наталья вскочила, запахнула шубу и, как показалось Семену, с отчаянием рванула дверь. Не оглядываясь, она побежала по улице, как будто бы ее кто намеревался ударить.

Семен закрыл дверь, потоптался на крылечке и нерешительно направился к Блинову. Он понимал состояние Натальи, но не знал, как ей помочь.

Зиновея облепили ребятишки. Они были у него на коленях, на плечах, он обнимал их, прижимал к себе, смеялся и щекотал колючей щетиной подбородка.

— Ну, предсказал я тебе, Настя, что придет твой,— ваговорил с порога Семен. — Здорово, Зиновей! Здорово, Устин! Ну, вот и снова довелось свидеться. А ну, покажитесь! Что ж, добрые мужики, — шутил он, обнимая красноармейцев. — А вот я, братишки, вернулся инвалидом. Не повезло мне под Тамбовом.

Настя металась по горнице, подбегая то к печке, то к столу, то выскакивала в сенцы, приготовляя обед дорогим гостям.

Устин медленно ходил по горнице, и было заметно, что его беспокоит и волнует какая-то мысль. Он то отвечал невпопад, то просто молчал, рассеянно поглядывая в окно, то снова принимался ходить.

— Да сядь же ты, Устин, — уговаривала Арина, усаживая Хрущева на скамью. — Пусть бабы хоть поглядят на тебя, какой ты стал.

Семен отозвал Арину, что-то пошептал ей, и она сейчас же исчезла.