Роберт Дейли - Сильные духом (в сокращении)

Хотя ни пастор, ни его жена никогда на этом не настаивали, Рашель часто ходила в церковь — ей не хотелось отличаться от остальных членов ее приемной семьи.

— Что ж, ты знаешь, мы были бы рады, если б ты пошла с нами, — сказала мадам Фавер.

— Может быть, в следующее воскресенье. — Рашель присела на корточки и подставила щеки, чтобы младшие девочки могли поцеловать ее на прощание.

Все ушли. Рашель стояла, привалившись спиной к двери, и думала: «Мадам Фавер знает про нас с Дейви. И не хочет оставлять нас наедине. Что мне теперь делать?»

Дейви смотрел на нее из большой комнаты и ухмылялся. Занятая своими грустными мыслями, Рашель попыталась пройти мимо, но, когда он привлек ее, не стала сопротивляться.

— Я так давно тебя не обнимал, — прошептал Дейви.

Она тоже истосковалась по его теплу, по его сильным рукам.

— Да, давно. Очень давно.

Но когда его руки начали ласкать ее, она отстранилась.

— Перестань. С минуты на минуту придет врач.

С обиженным видом он выпустил ее из объятий. Рашель ушла на кухню. Едва она принялась убирать со стола, раздался стук в дверь. Это был доктор Блюм.

Минут через десять гипс был снят.

— Вы может стоять? — спросил Блюм.

Дейви встал, прошелся, хромая, до камина и обратно.

— Больно?

— Нет, — ответил Дейви и тут же поправился: — Не очень.

— Хорошо.

Когда пациент поинтересовался, что ему теперь можно делать, врач сказал:

— Если вы боль терпеть, можно делать все, что вы хотеть.

Выслушав перевод, Дейви издал радостный вопль.

Вскоре доктор Блюм ушел.

Пьер вытащил тело фермера из выгребной ямы и положил на землю. Выкопать могилу в промерзшей земле было трудно, к тому же у него все равно не было лопаты. Чтобы до трупа не добрались дикие звери, Пьер завалил его листами шифера.

Наконец он снова забрался в телегу и подхлестнул лошадь. Выехав на дорогу, Пьер свернул в сторону Раиса, к трактиру, куда он доставлял изготовленные им документы. Было рано, и трактир еще не открывался. Пьеру пришлось долго колотить в дверь, пока Лазар, хозяин заведения, не спустился вниз.

Лазар собирался в церковь, но, взглянув на парня, решил, что бросать его в таком состоянии нельзя. Сказав жене, чтобы та шла на службу одна, он предложил Пьеру войти и налил ему рюмку коньяку.

Пьер пытался что-то рассказать, но из его перемежавшихся всхлипами бессвязных слов трудно было что-нибудь понять.

— Выпей. — Трактирщик пододвинул ему рюмку.

Парень сделал глоток. Коньяк подействовал — он больше не плакал и говорил почти нормальным голосом:

— Я хочу, чтобы вы связали меня с партизанами.

— С чего ты взял, что мне что-то о них известно? Я даже не знаю, есть ли они в наших краях.

— Конечно, есть. — Пьера обидело, что ему не доверяют. — Я сам делал для них документы.

— Ты уверен, что это именно то, что тебе нужно?

— У меня нет выбора. Старик, у которого я жил… никто не знает, что он сказал бошам, прежде чем его убили.

Согласится Лазар ему помочь или нет, Пьер Гликштейн был твердо намерен найти партизан и вступить в отряд. Он хотел отомстить за Доде. Он ненавидел немцев и хотел их убивать. Он устал дрожать от страха, он хотел сражаться.

— Хорошо, — сказал трактирщик. — С тобой свяжутся.

Пьер кивнул и вышел на улицу.

Ее тело блестело от пота, лицо пряталось за рассыпавшимися волосами. Ласковые пальцы Дейви гладили ее бедра, спину, руки. Он приподнялся, чтобы снова обнять и поцеловать ее, чтобы еще раз сказать ей, как сильно он ее любит.

Он хотел, чтобы она стала его женой. Хотел соединиться с ней в каком-то высшем смысле этого слова, слиться с ней всем своим существом, как сейчас слились в одно их тела. Дейви лег и притянул ее к себе, сжал в объятиях крепко-крепко.

Ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Но он не мог забыть о тикавших на тумбочке часах. Сколько длится церковная служба? Сколько времени у них осталось?

Через мгновение Рашель тоже взглянула на часы.

— О господи! — вскрикнула она и спрыгнула на пол. — Помоги мне привести в порядок кровать.

Заправив постель, она схватила в охапку свою одежду и кинулась в ванную. Дейви со своей одеждой поспешил следом.

Когда семья вернулась из церкви, они чинно сидели в разных концах гостиной. Мадам Фавер всматривалась в их лица. Ей показались подозрительными их неестественные позы, щеки у девушки раскраснелись, будто она терлась ими о чью-то щетину.

Опережая возможные вопросы, Рашель радостно объявила: