Джек Хиггинс: Бенефис Лиса

— Скотч вас устроит? — спросила она.

— Прекрасно. — Она подошла к буфету и занялась напитками. — Как вы узнали, кто я? От каноника Калена? — спросил я.

— Я знала о вас с тех пор, как вы начали свое исследование биографии Гарри. — Она подала мне стакан.

— Кто вам сказал?

— Друзья, — ответила она. — По старым временам. Те, которым все становится известно.

Это заставило меня подумать о Тони Бьянко, моем приятеле из ЦРУ, который работал в посольстве, и я сразу разволновался.

— В Министерстве обороны никто не захотел ответить ни на один из моих вопросов.

— Я бы удивилась, будь это иначе.

— Однако вам они отдали тело. Вы обладаете большим влиянием?

— Можно сказать и так. — Она вынула сигарету из серебряного портсигара, прикурила и села в качалку у камина, скрестив стройные ноги. — Профессор, вам приходилось слышать о SOE? [4] Secret Operation Executive

— Разумеется, — ответил я. — Администрация секретных операций. Подразделение британской разведки, созданное в 1940 году по указанию Черчилля для координации действий партизан и движения сопротивления в Европе.

— В действительности, старик сформулировал его задачу так: «Поджечь Европу». Я там работала.

Я был поражен.

— Но вы же были совсем ребенком?!

— Девятнадцать, — сказала она. — В 1944 году.

— А Мартиньи?

— Посмотрите на рояле. Последняя фотография в серебряной рамке.

Я подошел к роялю, взял указанную фотографию, с которой на меня смотрела она, до удивления не изменившаяся за исключением одного: она была блондинкой с горячей завивкой (кажется, это так называлось). На ней была маленькая черная шляпка и одно из тех пальто военных лет с большими плечами и сильно приталенное. Шелковые чулки, туфли на высоком каблуке и оригинальная сумочка из черной кожи дополняли образ.

Рядом с ней, глубоко засунув руки в карманы, стоял мужчина среднего роста в кожаном пальто поверх костюма из твида. Его лицо затенялось частично опущенными полями темной фетровой шляпы, в уголке рта примостилась сигарета. Темные глаза были лишены какого-либо выражения, а улыбка имела жестокую привлекательность. Он выглядел опасным человеком.

Сара Дрейтон подошла ко мне.

— Он здесь мало похож на оксфордского профессора этики, правда?

— Где это было снято?

— На Джерси. Недалеко отсюда. Май 1944. Кажется, десятого.

— Но я на Джерси уже достаточно долго, чтобы узнать, что остров в то время находился под немецкой оккупацией, — усомнился я.

— Так оно и было.

— И Мартиньи был здесь? С вами?

Она подошла к письменному столу эпохи Георгов, выдвинула ящик и достала маленькую папку. Когда она ее открыла, я сразу увидел, что в ней несколько старых фотографий. Она подала мне одну из них.

— Эту, по очевидной причине, я не держу на крышке рояля. — Она была одета почти так же, как на той фотографии, что уже показывала, а на Мартиньи было то же кожаное пальто, только под пальто форма офицера СС, а на голове фуражка с серебряной кокардой в виде мертвой головы. — Штандартенфюрер Макс Фогель. По-вашему, полковник. Выглядит франтом, правда? — Она улыбалась, забирая у меня фотографию. — У него была эта слабость, у Гарри. Он любил форму.

— Боже мой, что все это значит?

Она не ответила, но протянула мне другую фотографию. Эта немного потускнела, но осталась достаточно четкой. Группа немецких офицеров. Двое из них стоят впереди, несколько отдельно от остальных. Один из них, в форме офицера СС, Мартиньи, но у меня даже перехватило дыхание, когда я узнал его собеседника. Одно из самых известных лиц Второй мировой войны. Фельдмаршал Эрвин Роммель. Пустынный Лис, собственной персоной.

Я спросил:

— Это тоже здесь снято?

— О, да. — Она спрятала фотографии в ящик и взяла мой стакан. — Полагаю, вам не мешает еще выпить.

— Да, было бы очень кстати.

Она наполнила мой стакан и протянула мне, и мы снова сели у камина. Она достала сигарету из портсигара.

— Следовало бы бросить, наверно. Да уже поздно. Одна из дурных привычек, которую я позаимствовала у Гарри.

— Могу я рассчитывать на объяснение?

— Почему бы нет? — сказала она и повернулась к французскому окну, в которое стучался дождь. — Не могу придумать лучшего занятия для такого дня как этот, а вы?

Это началось, если можно с уверенностью судить, где именно что-либо берет начало, с телефонного звонка, который прозвучал в квартире бригадира Дагела Манроу в Хастон-Плейс, что в десяти минутах ходьбы от лондонского штаба SOE на Бейкер-стрит. Как глава Секции D он имел около кровати два телефонных аппарата. Один из них напрямую соединялся с его офисом. Именно этот телефон и разбудил Манроу в четыре часа утра 28 апреля 1944 года.