Виктор Костевич - Подвиг Севастополя 1942. Готенланд

Заметив мой взгляд, он спросил:

– Как самочувствие, старший стрелок?

– Отлично, – ответил я с надлежащей бодростью. Стоило бы спросить: «А у вас?» – однако дерзить я не стал.

– И всё же немного не по себе?

– Самую малость, – легко согласился я.

Получив психологическую поддержку, лейтенант протянул портсигар. Я покачал головой.

– Спасибо, господин лейтенант, не курю.

– Похвально, – заметил тот.

Он собрался засунуть портсигар в карман галифе. Я вспомнил привычку Грефа и как бы невзначай ткнул пальцем туда, где у меня при обычной форме имелся нагрудный карман – и где он был на летнем мундире Левинского. Лейтенант улыбнулся.

– Верно, – и последовал моей ненавязчивой рекомендации. – Вы давно на фронте?

– С Днепра.

– А я вот первый раз иду в атаку. Стыдно признаться.

– Я первый раз чуть с ума не сошел, – признался я в свой черед. – Да и сейчас. Что первый, что пятый.

– Конечно, конечно.

Он поправил кобуру на животе и потрогал гранатную сумку.

– Взял вот. На всякий случай. Хороший запас.

Я одобрил и показал на свою амуницию.

– Я слышал, вы студент? – поинтересовался Левинский.

– Да, нас тут несколько. Я искусствовед. Недоученный, правда.

– Я тоже недоученный. Географ.

Я уважительно кивнул. Занятно, его послал полковник Берг или самому не сиделось в штабе? Совестливый, не может оставаться в стороне? Напросился и теперь пойдет вместе с нами? Есть же, однако, люди.

Поставленная перед нами задача выглядела довольно просто. Преодолеть проволочные заграждения перед расположением батальона, занять передовую линию русских окопов, овладеть разведанными огневыми точками и ждать дальнейших распоряжений. Всего ничего, если русские и в самом деле перебиты или ушли. А если нет? Война, она и в Крыму война. Зимой они не уходили, лезли из всех щелей, и я бы не сказал, что это доставляло нам большое удовольствие.

Я вновь поглядел на часы. Вот сейчас, еще десять минут… И тут-то по всему фронту – как гром среди ясного неба – ударила русская артиллерия. Мы и забыли, когда слышали ее последний раз. А теперь, в самый неподходящий момент, когда траншеи были забиты штурмовыми группами, когда нейтральная полоса кишела подбиравшимися к русским позициям саперами, она вдруг заработала всеми калибрами. И нам пришлось испытать примерно то же, что испытывали русские на протяжении нескольких суток.

Прикрываясь плащ-накидкой от сплошного потока земли и камней, я судорожно скорчился на дне. Долго ли это продолжится? Дыхание сперло, горячий воздух волнами проносился над головой, барабанные перепонки, казалось, вот-вот не выдержат и порвутся. А может, лучше сдохнуть прямо сейчас? Раз, и готово. По нас молотили из противотанковых пушек, минометов, гаубиц и еще Бог знает чего. Кажется, даже из жутких орудий «Максима Горького» (первого или второго?). Похоже, они догадались о нашем наступлении и теперь прилагали усилия, чтобы его сорвать. Такое мероприятие называется артиллерийская контрподготовка.

Хотя все, кто был рядом минуту назад, по-прежнему были здесь, я ощутил тоскливое одиночество. Чтобы преодолеть неприятное чувство, заставил себя приоткрыть глаза. Левинский был рядом, держался молодцом и даже подмигнул. А вот один из новеньких, прибывших со мной и Дидье из учебного лагеря, не выдержал и выскочил из окопа. «Куда!» – в отчаянии выкрикнул Штос, но было поздно – тот скрылся в сплошной стене поднятой разрывами породы.

Не знаю, как долго продолжалось это безумие, но я успел передумать о многом. Хотя о многом ли тут подумаешь? Перед глазами то и дело возникало одно и то же – извещение о том, что некий старший стрелок погиб на поле чести (разумеется, за вождя и отечество), скорбные физиономии господина Цольнера и его безутешной супруги, мордочка Клары. И Гизель, почему-то обнаженная и почему-то не со мной. Впрочем, как же ей быть со мной, когда пришло такое извещение?

Завыли «сталинские орга́ны». Только бы не по нас, только бы пронесло… Небо окрасилось в багровый цвет.

Русский обстрел окончился так же внезапно, как начался. Я машинально взглянул на часы – двадцать минут, не больше. Но до чего же мерзко.

– Похоже, они там живы, – шепнул подползший ко мне Дидье.

Я кивнул. Они живы. И их там много. Очень много. Странно только, что так недолго всё это длилось. Быть может, у них не хватает снарядов. Если так, то неплохо, совсем неплохо.

Стало понятно, что наш выход на авансцену истории будет несколько отсрочен. Часа так на два, если не больше. Заговорили немецкие пушки. Артиллеристы старались накрыть засеченные только что цели. Поначалу пальба была довольно редкой и нестройной, но постепенно нарастая, входила в четкий, привычный режим.