Валерий Поволяев - Лесная крепость

Через полчаса Сарычев выбрался наружу, взял у техников лестницу и приставил её к вертолёту. Вскарабкался наверх, к винту, долго осматривал каждую лопасть, потом удовлетворённо поцецекал языком – молодцы техники, всё заделали так, что комар носа не подточит: и лопасти новенькие, свежим лаком поблёскивают, и в корпусе ни одной дырки, залатаны добротно, штопка мёртвая. Медленно спустился на землю, снова взглянул в сторону задымленного Баграмского перевала.

Афганцы перевал называли по-другому, сложно и для русского уха непривычно, а Сарычев на свой лад: Баграмский – всё ведь понятно, а потом так принято – перевал, ведущий в селение, называть по имени селения.

А где то ущелье, из которого он вывалился, когда тянул на подбитом вертолёте в Кабул? Ущелья не было видно, воздух жемчужно переливался, брызгал искрами, дымился – он был густ и по-горному свеж, хотя день уже находился в разгаре, а Кабул стоял в котловине, слабо продуваемой ветрами, тут иногда всё сбивается в колтун и замирает, в воздухе висят пыль, обрывки бумаги, старые ссохшиеся листья. Куда ему придется лететь завтра? Проходить над Баграмским перевалом в горы, а потом по косой вниз, в долину к Джелалабаду, или нырять в то ущелье, где он был подбит? Сарычев задержал в себе дыхание: показалось, что при мысли об ущелье, где по нему били из «дешека», внутри у него что-то дрогнуло, сердце будто бы споткнулось о невидимый порог, участило свой бег – так это или не так? Он прислушался к самому себе: кто он – малый человек или большой? От чего это зависит – быть малым или большим, от самого себя или от движения… ну, допустим, звёзд, от внешних примет, от находок и потерь, от того, выдан кем-то неведомым, непознанным на руки счастливый билет или не выдан? Сарычев невольно усмехнулся – не надо быть философом, теоретиком, не его это дело, надо быть практиком, кем, собственно, он и является. А разные приметы, счастливые билетики, чёрные кошки, разбитые зеркала и рассыпанная соль – это хоть и важно в профессии лётчика, но дело десятое, пятнадцатое, двадцатое. Главное – человек, и только он. Будет человек – будет и удача.

Он поднял голову, вгляделся в небо, ничего там не нашел, потом подёргал рукою лопасти: крепко ли сидят? Никто ещё не приходил домой на вертолёте с двумя пробитыми лопастями, а он пришёл.

И надо будет – придёт ещё: Сарычев в самого себя и в свою звезду верил. Как верил в то, что про него отныне будут говорить «А-а, это счастливчик Сарычев, который…»

Действительно, счастливчик Сарычев, который…

См.: В. Поволяев. Лесные солдаты. М.: Вече.

Один сир – 7 кг.