Владимир Першанин - «Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага

Фомин едва успел увернуться, подставил под удар автомат с расстрелянным диском, а затем этим же ППШ оглушил и добил эсэсовца.

Зампотех полка со своей ремонтной бригадой нередко устранял повреждения под огнем. Его специалисты — оружейники, слесари, электрики носили с собой трофейный пулемет и пускали его в ход, когда оказывались в сложной ситуации. В ремонтной роте, как и в других подразделениях полка, имелись убитые и раненые.

Где находился четыре дня замполит Борис Аркадьевич Боровицкий, можно было только догадываться. Где-то в тылу. Командир полка Пантелеев предпочитал с ним не связываться. Он уже получал замечания от политработников высокого ранга, чтобы меньше вмешивался в дела своего замполита.

Отношение офицеров-самоходчиков, в котором не чувствовалось уважения к его должности, задевало Боровицкого. Им политотдел приказать ничего не мог, и они смотрели на полковника, увешанного орденами, молча и выжидающе. С Ворониным разобрались (у человека нервы не выдержали), что скажет замполит дальше?

— Свежую прессу получали? — строго спросил полковник. — Там опубликованы новые приказы Верховного Главнокомандующего товарища Сталина.

— Получали, — желчно отозвался комбат Петр Тырсин. — Ваш помощник два раза целые пачки привозил. Только читать некогда было. Воевали да погибших хоронили. У меня одна самоходка вместе с экипажем сгорела, другая подбита. Десантников половина выбыло. И в других батареях потери не меньше. Танкисты с десяток машин потеряли.

— Ну, немцев здесь уничтожено гораздо больше, — помолчав, сказал Боровицкий. — И Зееловские высоты от врага очищены.

— Оборону прорвали, это ясно, — продолжал Тырсин. — А бои еще во многих местах продолжаются.

— Это мелочи, — отмахнулся Боровицкий. — Девятая немецкая армия практически разгромлена, остатки добивают.

И дал задание своему помощнику подсчитать потери, которые понесли немцы в укрепрайоне, для доклада в политотдел. Когда молодой лейтенант подошел с блокнотом к Александру Чистякову, капитан пожал плечами:

— Я не считал. Мы же вместе с танкистами действовали. «Тигр» уничтожили, две «штуги», гаубиц штук семь-восемь.

— Маловато, — чесал карандашом затылок политработник. — Батарея тяжелых самоходок — это пять машин да танковая рота. А вы всего три танка уничтожили. Маловато…

— Слушай, иди отсюда, — не выдержал капитан. — Математик хренов!

— А немецких солдат и офицеров много побили? Мне же поручили сосчитать для доклада в политотдел.

— Ходи и считай! Тебе все равно делать нечего. Хоть на врага вблизи посмотришь.

— Шутите, товарищ комбат. Я один их не сумею посчитать. Они по всему холму разбросаны.

— Пиши «тыща», не ошибешься, все будут довольны, — засмеялся Чистяков. — Вон к Ерофееву подойди и к Воробьеву. Они тебе подробно расскажут. Может, статью про них в газетку черкнешь.

Подступал сырой апрельский вечер. Ремонтная рота во главе с зампотехом полка продолжала ремонт поврежденных машин. Искрила электросварка, к генератору подсоединили переносные лампы. Вместе с ремонтниками работали экипажи. Знали, что пока не устранят недоделки, отдохнуть не удастся.

Командиры батарей собрались в кружок возле небольшого костра. Вообще-то разводить огонь запрещалось, но электросварка и лампы все равно демаскировали позиции.

По периметру поста были выставлены посты с пулеметами. Кое-где еще продолжалась стрельба. Шипя, взлетали осветительные ракеты. В городке догорал островерхий каменный дом. Потихоньку наливали в кружки трофейный коньяк и ром. Закусывали сухарями и трофейным шпиком.

Пантелеев «употреблять» не запрещал, надеясь, что комбаты меру знают. Капитана Воронина назначили дежурным. Он потягивал кислое вино и жаловался, что надеялся хорошо выпить, отдохнуть, а тут посты обходи всю ночь.

Обменивались впечатлениями о четырех днях почти непрерывных боев. Командир первой батареи Юрий Назарович Глущенко негромко рассуждал:

— Эсэсовцы и молодняк из гитлерюгенда отчаянно дрались. А те, кто постарше, особой резвости не проявляли. Ждут не дождутся, когда все закончится.

— Но воюют тоже упрямо, — сказал Чистяков. — В плен до последнего почти никто не сдавался.

— Я вчера видел сразу троих немецких офицеров повешенных, — проговорил Глущенко. — Дисциплину держат крепко. За всю войну такого не встречал. Висят два лейтенанта и майор. Оставили без приказа боевые позиции.

— Юрий Назарыч, — спросил Тырсин. — Ты человек грамотный. Много болтают о новой сверхмощной бомбе, которая ход войны изменит. Как думаешь, брехня или что-то есть на самом деле?