Владимир Першанин - «Зверобои» штурмуют Берлин. От Зееловских высот до Рейхстага

Сейчас выделили для экипажей жилье. Первой и второй батарее достался флигель, в котором сохранилась даже часть окон и была исправна печь. Вася Манихин, страдавший больше всех от холода, тут же выбрал себе место у печки.

— Хоть отогреемся, — обнимал он обитую жестью круглую голландскую печь. — Надо за дровами идти. Эй, молодежь, собирайся.

Забили фанерой выбитые окна, а сушняк набрали поблизости. Несмотря на войну, сосновый лес был ухожен. Спиленные ветки и засохшие деревья были собраны в аккуратные штабеля.

Пройдя немного поглубже, наткнулись на немецкое кладбище. Десятка три крестов из отполированных брусков, таблички с именами, фамилиями, даты рождения и смерти. Обычно при отступлении немцы сравнивали кладбища с землей, а это оставили.

— Надеются, что вернутся, — сказал Василий Манихин. — А вот хрен им! Поворота не будет.

Валентин Линьков, самый грамотный из всех, читал имена и фамилии. Удивлялся:

— Молодняка сколько! Этому семнадцать лет, этим троим по восемнадцать. Глянь, а того Адольфом зовут. Тезка Гитлера.

— Где тезка? — встрепенулся один из самоходчиков.

Подойдя поближе, несколькими ударами свалил крест, рубанул топором по табличке.

— Адольф сраный… снести этот могильник к чертовой матери!

— Пусть себе лежат, — рассудительно заметил сержант Василий Манихин. — Когда война кончится, матери-отцы приедут. Давайте дрова собирать, нечего ерундой заниматься.

Впрочем, дрова особенно и не понадобились. В сарае обнаружили груду угольных брикетов бурого цвета, которые неплохо горели.

— Сейчас жить можно, — сидел возле гудящей печки Манихин.

Вместе с Николаем Марфиным и механиком Савушкиным они выпили трофейного рома и, покуривая, ждали ужина.

— Жалко, женского пола поблизости нет, — рассуждал Николай Марфин. — Пообщались бы.

— На немецком? — поддел его грамотей Линьков. — Ты же ничего, кроме «Гитлер капут!», не знаешь.

— Договорились бы, — щурился разомлевший от тепла наводчик.

Глущенко и Чистякову, как командирам, экипажи великодушно уступили отдельную комнатку, где имелись две настоящие кровати, стол и кресло.

В соседнем фольварке жили девушки — связистки из роты связи. Коля Марфин, как самый шустрый, поторопился нанести визит, но его бесцеремонно развернула женщина, старшина роты:

— Чего надо, усатый?

— Познакомиться пришел.

— Люди отдыхают, а тебе, видно, делать нечего.

— Нечего, — подтвердил сержант. — Не все же время воевать.

— Иди, иди к себе… успеешь познакомиться.

Но вначале личному составу полка предстояло познакомиться с общей оперативной обстановкой вокруг Берлина, и особенно с участком Зееловских высот.

Это была цепь высоких, зачастую довольно крутых холмов к западу от реки Одер. Пойма реки к концу марта представляла болотистую равнину. Кроме того, немецкие инженеры разрушили часть дамбы, что повысило уровень реки.

Во многих местах неглубокий слой воды, который хоть и с трудом, но можно было преодолеть, пересекался низинами и оврагами. Получались ловушки, в которые могли попасть люди и техника.

Но самое главное, Зееловские высоты представляли глубоко эшелонированную оборонительную полосу. Девятая армия вермахта, оборонявшая высоты, насчитывала 200 тысяч человек, 600 танков, 2600 орудий разного калибра. За поймой реки было возведено три линии обороны: бетонные доты, бункеры, траншеи, противотанковые заграждения.

О планах командования в полку могли только догадываться. Многие считали, что командующий 1-м Белорусским фронтом маршал Жуков обойдет высоты, где затруднено продвижение бронетехники, и начнет окружение Берлина.

Однако в конце марта и начале апреля тяжелые самоходные установки совместно с танками и пехотой прошли обкатку на участке пересеченной местности, похожей по рельефу на Зееловские высоты. Здесь возвышались такие же холмы, часто довольно крутые. Склоны разрезали овраги, на дне которых струилась талая вода.

Широкие долины во время тренировок объявлялись «заминированными». Для учебных атак оставляли извилистые склоны и низины, где густо сплетался кустарник, а гусеницы вязли в топкой почве.

Порой машины зарывались в болотистую жижу. Двигатели ревели, перегревались. Застрявшие танки и самоходки брали на буксир, набрасывая на крюки тросы, и вытягивали на сухое место усилиями сразу двух машин или тягачей. Заляпанные грязью экипажи после возни в холодной воде сушили комбинезоны на горячих жалюзи моторов и материли на чем свет стоит эти учебные марши.