Борис Васильев - А зори здесь тихие… (сборник)

– Вот и давай, – сказал Артем. – С кого начнем?

– Задача! – рассмеялся Жорка. – Лучше скажи, кого записывать, кроме Зинки Коваленко.

– Искру. – Артем сосредоточенно хмурился. – Ну, кого еще? Еще Лену Бокову, она с Пашкой дружит. Еще…

– Еще Сашку Стамескина, – перебил Жорка. – Из-за него Искра надуется, а без Искры…

– Без Искры нельзя, – вздохнул Артем.

Оба не любили Сашку: он был из другой компании, с которой не раз случались серьезные столкновения. Но без Сашки могла не пойти Искра, а это почти наверняка исключало присутствие Зиночки.

– Пиши Стамескина, – махнул рукой Артем. – Он теперь рабочий класс, может, не так задается.

– И Вику Люберецкую, – твердо сказал Жорка.

Артем улыбнулся: Вика давно уже была Жоркиной мечтой. Голубой, как ответ из Лиги Наций.

День рождения решено было отмечать в третье воскресенье сентября. Они еще не совсем привыкли к слову «воскресенье» и написали «в третий общевыходной», но почта сработала быстрее, чем рассчитывал Артем: в среду к нему подошла Искра и строго спросила:

– Эта открытка не розыгрыш?

– Ну, зачем? – Артем недовольно засопел. – Я, это… Шестнадцать лет.

– А почему не твой почерк? – допытывалась дотошная Искра.

– Жорка писал. Я – как курица лапой, сама знаешь.

– У нашей Искры недоверчивость прокурора сочетается с прозорливостью Шерлока Холмса, – громко сказала Вика. – Спасибо, Артем, я обязательно приду.

Артема немного беспокоило, как поведут себя братья в их школьной компании, но оказалось, что как раз в этот день и у Якова и у Матвея возникли неотложные дела. Они утром поздравили младшего и отбыли за час до прихода гостей, предварительно перетащив в одну комнату все столы, стулья и скамейки.

– К одиннадцати вернемся. Счастливо гулять, Шпендик!

Братья ушли, а мать и отец остались. Они сидели во главе стола; мама наливала девочкам ситро и угощала их пирогами. Мальчики пили мамину наливку, а отец водку. Он выпил две рюмки и ушел, и осталась одна мама, но осталась так, что всем казалось, будто она тоже ушла.

– Мировые у тебя старики, – сказал Валька Александров, на редкость общительный парень, очень не любивший ссор и быстро наловчившийся улаживать конфликты. – У меня только и слышишь: «Валька, ты что там делаешь?»

– За тобой, Эдисон, глаз нужен, – улыбнулся лучший спортсмен школы Пашка Остапчук. – А то ты такое изобретешь…

Вальку прозвали Эдисоном за тихую страсть к усовершенствованиям. Он изобретал вечные перья, велосипеды на четырех колесах и примус, который можно было бы накачивать ногой. Последнее открытие вызвало небольшой домашний пожар, и Валькин отец пришел в школу просить, чтобы дирекция пресекла изобретательскую деятельность сына.

– Эдисон кого-нибудь спалит!

– А я считаю, что человеку нельзя связывать крыльев, – ораторствовала Искра. – Если человек хочет изобрести полезную для страны вещь, ему необходимо помочь. А смеяться над ним просто глупо!

– Глупо по всякому поводу выступать с трибуны, – сказала Вика, и опять ее услышали, несмотря на смех, разговоры и шум.

– Нет, это не глупо! – звонко объявила Искра. – Глупо считать себя выше всех только потому, что…

– Девочки, девочки, я фокус знаю! – закричал миролюбивый изобретатель.

– Ну, договаривай, – улыбалась Вика. – Так почему же?

Искра хотела выложить все про духи, белье, шубки и служебную машину, которая сегодня в десять должна была заехать за Викой. Хотела, но не решилась, потому что дело касалось некоторых девичьих тайн. И проклинала себя за слабость.

– Потому что у меня папа конструктор? Ну и что же здесь плохого? Мне нечего стыдиться своего папы…

– Артемон! – вдруг отчаянно крикнула Зиночка: ей до боли стало жалко безотцовщину Искру. – Налей мне ситро, Артемон… Все хохотали долго и весело, как можно хохотать только в детстве. И Зиночка хохотала громче всех, неожиданно назвав Артема именем верного пуделя, а Сашка Стамескин даже хрюкнул от восторга, и это дало новый повод для смеха. А когда отсмеялись, разговор изменился, Жорка Ландыс начал рассказывать про письмо в Лигу Наций и при этом так смотрел на Вику, что все стали улыбаться. А потом Искра, пошептавшись с Леной Боковой, предложила играть в шарады, и они долго играли в шарады, и это тоже было весело. А потом громко пели песни про Каховку, про Орленка и про своего сверстника, которого шлепнули в Иркутске. И когда пели, Зина пробралась к Артему и виновато сказала:

– Ты прости, пожалуйста, что я назвала тебя Артемоном. Я вдруг назвала, понимаешь? Я не придумывала, а – вдруг. Как выскочило.