Рядом с ним опускается Соня. Она побледнела и похудела, но осталась такой же хорошенькой.
Мысль о том, что Соня могла угодить в лапы этих охотников за людьми, разрывает ему сердце. Страх за нее, которая так не похожа на решительную Хильду, перехватывает ему дыхание.
Соня рассказывает, что она слышала в «Адлоне». Ходят ужасные слухи. Одни называют Хильду Гёбель опаснейшей шпионкой после Маты Хари, другие утверждают, что она стала жертвой злобной клеветы. Она работала одна, так как никто больше не арестован. Советник схвачен только из-за валюты. Кое-кто поговаривает уже о готовящемся процессе.
— Она ничего не сказала, Соня. И она ничего не скажет.
— Неужели мы не можем ей помочь?
— Поверь мне, Соня, если бы мы могли переговорить с ней, она бы нам приказала: затаитесь на некоторое время, а потом продолжайте наше дело. Она наверняка много думает о нас.
— Я думаю о ней день и ночь.
Облаченный в черную форму, бригадефюрер Шелленберг сидит за письменным столом. Пауль Пихотка держится на заднем плане. Он чувствует, как его охватывает легкий озноб. Хильда Гёбель провела на Принц-Альбрехт-штрассе только около суток, а ее уже трудно узнать. При взгляде на нее его снова охватывает страх, который он уже начал было забывать. Достаточно одного слова бригадефюрера, и его тоже бросят в подземелье. А уж там с ним не станут церемониться. Только глаза Хильды Гёбель остались прежними. Они даже стали как будто больше. На человека в черной форме она не смотрит. Она вообще не обращает на него внимания, кричит ли он или говорит едва слышно. «Ей больно, — понимает Пихотка, — и она из последних сил старается не показать этого».
— Все порядочные немцы с негодованием отвернутся от такой личности! — вопит в бешенстве Шелленберг, потому что видит, как мало впечатления производят его слова на эту женщину, на это, по сравнению с ним, ничтожество, — Твое упрямое молчание является для нас лучшим подтверждением вины. А твоих сообщников мы найдем так или иначе. Так почему ты молчишь?
Она покачнулась, но тут же выпрямилась.
— Может быть, на советника уголовной полиции твои уловки и действовали. Он страдает приступами сентиментальности. А я позерства не терплю. Ты для меня все равно что кусок дерьма.
«Какая все-таки у нее сила воли», — думает Пихотка.
Это понимает и бригадефюрер. Он продолжает говорить о величии фюрера, которого не сокрушить никакими предательствами, но привычное воодушевление не приходит.
— Увести! — кричит он в телефон. Пихотке он говорит: — Забери ее назад. — И больше ничего — ни приветствия, ни угрозы, ни порицания.
Советник уголовной полиции покидает Принц-Альбрехт-штрассе в смятенном состоянии духа. «Мне и на этот раз удалось легко отделаться», — думает он.
Полковник Конрад фон Брокхаузен получил из Берлина письмо от своего друга, актера Бернгарда Винкельманна. В завуалированных выражениях, чтобы не догадалась цензура, актер сообщил об аресте Хильды Гёбель.
Полковник решил опередить полевую жандармерию. Через полчаса он был найден застрелившимся у себя на квартире. Его похоронили со всеми воинскими почестями. Причина самоубийства осталась неизвестной, поэтому решили распространить версию, что полковник пал жертвой партизанского налета.
Уже несколько дней Хильду Гёбель не водят на допрос. Следы кратковременного пребывания в гестапо еще не исчезли с ее лица и тела. Но она получила небольшой отдых и возможность собраться с мыслями. Впечатления последних недель она старается гнать прочь, как кошмарный сон. Она знает, что ее ждет, но мысленно уносится в прошлое. Ей в камеру приносят обвинительное заключение. Она читает его без особого интереса. Какое ей дело до высокопарных фраз нацистского прокурора, если в мыслях она может бродить с Бруно по лесу! Они держат друг друга за руки, бегают наперегонки и собирают огромный букет лютиков.
— Обвиняемая Гёбель, решение имперского военного трибунала вы должны выслушать стоя. От имени немецкого народа я оглашаю приговор: уголовное дело, возбужденное против Хильды Гёбель, рожденной седьмого мая тысяча девятьсот одиннадцатого года в Берлине, проживающей в Берлине, незамужней, работавшей в министерстве иностранных дел рейха, вменяет в вину государственную измену, передачу враждебной державе сведений, составляющих государственную и военную тайну. Обвиняемая Гёбель сама себя поставила вые рамок нашего народного единства. Будучи фанатически приверженной антигерманскому лжеучению, она с каждым годом активизировала свою преступную деятельность. В то время как миллионы мужчин и женщин Германии проявляли свою преданность фюреру и рейху, она была полностью лишена чувства долга.
Читать дальше