«Мой повелитель, — проворковала Титания, — позволь мне собрать небольшой букет из нежных ландышей, прекрасных голубых горных колокольчиков, замечательных желтых аконитов, очаровательных анемонов, таинственных майников, обвитых вечнозеленым плющом».
«Не забудь настурцию!» — отозвался король Оберон. Он раздумывал, как бы ему потихоньку скрыться, нырнуть в кусты, приотстать от своей верной Титании: дела требуют безотлагательно, крайняя необходимость, долг призывает меня, пойми, дорогая супруга.
Титания же, парившая перед ним, вдруг насторожилась, застыла на месте, прислушалась, вскрикнула и упала без чувств.
Оберон зычно позвал на помощь прислужников, чтобы облегчить страдания своей жены. Они явились, легкие, подобные дуновению ветерка, и быстро принялись за дело.
«Титания, — взывал Оберон, — Титания, мы должны торопиться, чтобы не опоздать к чаю. Будут показывать образцы последних парижских моделей!»
Его слова возымели действие. Титания пришла в себя и со вздохом произнесла:
«Ах, мой Оберон, это было ужасно! Я увидела двух людей и подумала, что они пришли полюбоваться лесом, лугами, цветами, весело журчащим ручьем. Отнюдь! Они беседовали о ценах на кубометр древесины, о валюте, о быстром и верном доходе. Мой Оберон, где же их разум?»
Оберон просиял: вот он, предлог! И самое прекрасное, что это не было ложью. Король действительно спешил, он торопился в город, чтобы заложить свой последний лес.
Настал замечательный праздник, троицын день. Но королева эльфов была невесела ».
Хильда злобно скомкала газету, в глазах ее стояли слезы.
«Что с тобой, Хильда, детка?»
«Какая низость! Я написала три политические заметки и одно сообщение о старых майских обычаях. Так им понадобилось напечатать как раз тот рассказ, который я написала просто в шутку. Надо мной все станут смеяться. И что скажет Бруно?»
«Не надо, девочка, успокойся. Во-первых, я нахожу твой рассказ совсем неплохим. Во-вторых, наплюй на коллег, на этих обывателей, а в-третьих, твой Бруно умный мальчик, он поймет, что даже плохой, но опубликованный материал всегда лучше хорошего, но неопубликованного».
После работы Хильда и Сибилла отправились в небольшой ресторанчик, и Хильда снова позволила своей подруге утешать себя. Ей действительно страшно. Она договорилась с Бруно, что он зайдет за ней сюда. Читал ли он уже ее заметку? Что он скажет?
А он просто весело рассмеялся:
«Вот ты и расквиталась со мной за лютики».
Хильде это даже в голову не пришло. Слезы снова навернулись ей на глаза, но Бруно достал из своей папки букетик настоящих лютиков и торжественно протянул Хильде:
«Сердечно поздравляю с первенцем!»
«Так ты знал?»
«Добрый джинн сообщил мне по телефону».
Хильда повернулась к Сибилле:
«Это ты, негодная! Так вот какая у меня подруга!»
«Не могла же я допустить, чтобы этот молодой марксист неподготовленным наткнулся на твою монархическую историю!»
За стаканом пива все споры были забыты. Бруно удалось совсем успокоить Хильду.
«Из-за чего ты так расстраиваешься? Ты прекрасно спародировала экономическую и общественную рубрику «Берлинер тагеблатт». И они этого не заметили. Приемом аллегории ты отлично поддела фанатичных сторонников Вагнера, к которым принадлежит и сам господин Гитлер. К тому же этой маленькой заметкой о Титании и Обероне ты показала некоторым нашим современникам их настоящее лицо. И сделала это не со снисходительностью наставника, а в шутливой форме. Любимая, если хочешь донести что-нибудь до читателя, надо писать так, чтобы редактор напечатал это, то есть чтобы он был уверен, что читатель захочет читать этот материал. Значит, не надо забывать, о каких именно читателях печется издатель твоей газеты».
«А парнишка-то тоже стреляный воробей! — С этими словами Сибилла взяла Бруно за голову обеими руками и поцеловала его. — Если у вас, коммунистов, много парней с такими головами, как у тебя, я, пожалуй, тоже соглашусь познакомиться с Марксом. Может, старик и прав. В конце концов, он ведь тоже был родом с берегов Рейна».
Сибилла Кнайф никогда не стеснялась в своих высказываниях. Поэтому в 1933 году, после запрета на профессии, она была арестована. Когда летом 1939 года ее выпустили из тюрьмы, ей удалось переправиться в Швейцарию. Связь с Хильдой она поддерживала оттуда через связных.
В 1929 году они часто собирались вместе. Сибилла Кнайф и Бруно Керстен объединились, чтобы различными способами и методами помочь Хильде стать настоящей журналисткой. Ее выступления в «Берлинер тагеблатт» стали заметно лучше и целеустремленней.
Читать дальше