Эдуард Дворкин - Кривые деревья

Письмо становилось тонким, ухищренным, затейливым.

Начали удаваться детали. Отдельные эпизоды выходили смешными и трагичными одновременно: перенося их на бумагу, писательница слышала за спиною сразу два голоса — легковесной Талии помогала мрачноватая обстоятельная Мельпомена.

«Кривые деревья» определенно продвигались. Действие разворачивалось, приобретало глубину, становилось объемным. Героиня все более оживала и претендовала на читательские симпатии.

Другие персонажи с удовольствием группировались вокруг нее. Очевидней всего это проявлялось на даче в Отрадном, куда романная Любовь Яковлевна периодически выезжала. Она сделалась душою отдыхающего сообщества, ей была отдана главная роль в подготавливаемом любительском спектакле. Мужчины были от Любови Яковлевны поголовно без ума, и даже живой классик Иван Тургенев (безбородый) неоднократно предлагал ей разделить с ним его знаменитое ложе. Все складывалось в жизни героини, и лишь одно обстоятельство тревожило ее… опрометчивая запись в дневнике и последовавшая пропажа оного. Кто и зачем лишил ее душевного покоя и как намерен был распорядиться украденными строками?.. Измучившись думать и строить предположения, литературная Стечкина решала поберечь нервы. Чему должно случиться, то и произойдет…

Прикинув габарит романа, Любовь Яковлевна отметила, что ею создана четверть общего объема. Самое время было сделать перерыв, набраться свежих впечатлений. Просила отдыха и порядком выдохнувшаяся Муза… Лето стремительно уходило, жаль было упускать последние погожие денечки.

В пятнадцатых числах августа Любовь Яковлевна вновь появилась в Отрадном. В благословенном уголке природы наметились очевидные сезонные перемены. Отяжелевшие от избыточной пищи стрекозы более не могли стоять в воздухе и, едва зависнув, тут же падали, распространяя грохот и звон. Фруктовые деревца, некогда услаждавшие слух зеленым клейким бормотаньем, ныне радовали глаз налившейся прелестью плодов. Мясистые мужеподобные рододендроны так и норовили обдать Любовь Яковлевну семенем из разбухших и утративших лепестки головок. По-женски уворачиваясь, молодая дама грозила пальчиком бесстыдникам от флоры и тут же замирала перед исполненными собственной значимости георгинами, холодными и царственными детьми осени. С залива шел густой дух корюшки — начиналась путина, в воздухе летала рыбья чешуя, под ногами лопались занесенные ветром икринки.

Маленький Яша изрядно подрос. Разведя в стороны удлинившиеся за лето руки, он встретил мать салютом из двух больших пистолетов, ничем с виду не отличавшихся от настоящих. Затормошив и приласкав ребенка, Любовь Яковлевна вынуждена была отвлечься на возникший за спиною шум. Перепрыгивая через ограду, продавливаясь по нескольку человек в калитку, выбираясь чуть ли не из почвы палисадника, к ней бежали мужчины в чесучовых пиджаках и дамы в белых платьях — они падали, смеялись, перекрикивали друг друга. Не в силах остановить волеизъявление общества, Любовь Яковлевна покорилась. Ноги ее оказались оторванными от земли, голова и спина отброшенными назад, десятком рук Любовь Яковлевна была поднята и пружинисто подкинута к солнцу. Взмывшая в голубые выси, она мягко коснулась прохладного кучевого облачка. Далеко внизу были разверстые рты, растопыренные пальцы, сияющие счастливые лица. Воспарив над этими, так восторженно встретившими ее людьми, Любовь Яковлевна выписала круг почета и мягко опустилась на заботливо подставленные ладони…

Едва умывшись и переодевшись (очередные панталоны с выдержавшей испытание резинкой от полноты чувств переданы были в дар Дуняше), всеобщая любимица с внушительною свитой отправилась в лес за дарами природы. Время было самое что ни на есть грибное, и Любовь Яковлевна, изящно присев, вырезывала из усеянного хвоей мшанника то рыжую хвостатую лисичку, то назвавшуюся груздем жирненькую свинушку, то иудин гриб-подосиновик.

Исходившие галантностью мужчины едва не передрались между собою за право нести ее корзинку, в конце концов решено было разделить почесть на равные доли. Человек-гора Алупкин, пережевывая стекло, нес корзинку на ладони вытянутой руки, передвигавшийся на руках Приимков поставил ее себе на подошву, изломанный юноша-студент повесил на одну из выступающих костей, пучеглазый Крупский корзинкой жонглировал. Любовь Яковлевна смеялась до слез и икоты, другие дамы, нисколько не завидуя заслуженной ее популярности, смеялись и икали вместе с нею.