Он постоял еще с полминуты, словно бы в нерешительности, и пошел прочь, а я подумал — как же ему будет скучно, когда карантин снимут и вся история с кошками забудется.
22
Ветер исчез, и тучи, которые он гнал с моря, повисли цепью над городом. Солнце, пытаясь их растопить, обжигало землю бесцветными лучами, и небо закрылось белым горячим туманом, словно там, наверху, лопнул гигантский паровой котел. Воздух, густой и липкий, приклеивал к коже одежду, и я поминутно отдирал от шеи воротник рубашки.
Каблуки вдавливались в мягкий асфальт, каждый шаг стоил усилий. Сколько следов на асфальте… пустой город — и так много следов… и следы все странные, как от стада коз… вот след острого женского каблука… вот следы подковок… плоские, как лепешки, следы… следы, раздвоенные копытом…
Интересно, у меня какие следы… вот они, тянутся позади — узкие неровные вмятины… как нелепо они выглядят… неуклюжие, идут елочкой… следы большой глупой птицы…
А вот и совсем странный след… страшный какой-то… как глубоко вдавлен, раздвоен… будто чугунный человек шел на больших козьих копытах…
— Да ты и вправду похож на дурацкую сутулую птицу — вылитый марабу! — неожиданно сказал я себе почти вслух, отчетливо слыша собственный насмешливый голос. Слова не всплывали из глубины сознания, а возникали сразу, как по чьей-то подсказке, словно печатались на ленте телетайпа.
Недобрая наблюдательность этих слов, этого моего другого «я», больно меня царапнула. Не очень-то хорошо я к себе отношусь… насмешливо… зло… беспощадно… за что бы это…
— Как ты глуп! Это же большая удача, видеть в себе смешное!
Попробуй-ка возрази… тут же станешь еще смешнее… удача, конечно, удача… только тоскливо от нее, от этой удачи…
Возвращаться домой не хотелось. Не хотелось входить в калитку, не хотелось открывать дверь. Что-то враждебное затаилось в доме… я все время воображал, что живу в нем один… а на самом деле здесь еще столько всякого…
— Мой бедный друг, ты стал суеверен! А недавно других попрекал, хорошо ли это? Смотри, не свихнись! Возьми себя в руки, вспомни хотя бы, кто ты такой! Специалист с именем — тебе ли равняться с деревенским милиционером?
Я нашел в столе папку с неоконченной моею статьей — вот уж месяц, как надо бы ее отослать, — и мой умный двойник одобрил это:
— Вот именно, займись делом! Чушь мерещится от безделья. Ты же грамотный человек — все законы этого мира давно изучены.
Да… законы этого мира… а законы не этого мира…
— Ты осел! Там ничего нет! Ты серый осел, с хвостом и с длинными ушами!
Я листал рукопись и с трудом, как чужой, разбирал собственный почерк. Странно выглядели слова и формулы, будто было написано это не полгода назад, а бог весть когда, и писавшего давно уже нет.
Мертвечиной несет от этого… как чей-то архив… нет, сегодня это в голову не полезет… и вообще, целый вечер мне не высидеть в доме… как в батисфере, за стенкой бредовые чудища шевелят клешнями… нехороший сегодня день… тонкая-тонкая оболочка отделяет от ужасного… вот-вот порвется, не выдержит… когда началось это… с отъезда Юлия… нет, то пустяки… с ночи лиловых кошек, вот… это от Лены, она меня заразила… вирус зла, вирус безумия…
При одном воспоминании о той ночи я почувствовал неприятный озноб. Да, Лена… ей-то сейчас ничего не мерещится… полуживая, в больнице, ей не до этого… а ведь выживет, надо думать… натура кошачья, живучая… кочевничья кровь… а в нервах зараза… от этого-то не лечат…
В саду под деревьями тени растворили траву и кусты, превратили их в зыбкую серую массу и начали выползать на дорожки, поедая желтизну песка. Нет, целый вечер я здесь не высижу… пусть это нервы, пусть я сумасшедший, но я не могу здесь сидеть…
— А кто тебя заставляет? Твое право, твое несомненное право, пойти в ресторан ужинать!
Да, ты умен, мой двойник… так я и сделаю…
— Можешь даже включить свет заранее, и никто тебя не осудит: ты совсем не обязан потом спотыкаться и искать дверь на ощупь. И нервы тут ни при чем, речь идет об удобстве.
Спасибо, мой умный друг… Я послушно нажал кнопку настольной лампы.
В ресторане спокойно. Это он… это я хорошо придумал… тихо, свет приглушен… пусто… и в воздухе чисто… нет этого… растворенного в нем…
— Теперь видишь, что нервы — штука несложная, — сыто разглагольствовало мое разумное «я», — рюмка водки плюс хорошая пища, и с фантазией кончено.
Действительно, стало легко… неужто так просто… ничего не мерещится, потому что ничего нет… да я и всегда знал, что нет… а странно, почти жаль, что нет… что нет ничего такого… да, жаль… пусто как-то без этого…
Читать дальше