Юлиан Хомутинников: Самолеты, или История Кота (СИ)

Мы с братом постоянно торчали у Кота в комнате. Нас переполняла гордость, и ещё неизвестно, кого больше: ведь с появлением сестры Матрица перестал быть младшим ребёнком в семье. Ну а я… Для меня Кот всегда была особенной.

Я читал ей книжки, Матрица мастерил для неё игрушки. Мы по очереди дежурили возле неё, на два голоса пели ей колыбельные перед сном, и маме стоило немалых усилий убедить нас в том, что мы не должны так утомлять сестру. Тем более, мне всегда казалось, что это внимание идёт Коту на пользу. Она всегда улыбалась, смеялась. С интересом слушала сказки, которые я ей читал, и с восторгом наблюдала за Матрицей, который демонстрировал ей преимущества новой, доработанной игрушки по сравнению со старой. Если ей случалось заболеть, то прогнать нас не было никакой возможности: мы сбегали к Коту, пока родители не видели, развлекали её, как могли, и мама часто обнаруживала нас поутру, крепко спящих на полу возле её кровати.

Мы учили Кота и ходить, и говорить: первым словом, которое она сказала, было слово «брат». Мы с Матрицей были страшно рады и безмерно горды!..

…Я бережно храню, наверное, единственную фотографию той поры, сделанную отцом. На ней мы втроём: справа я присел на корточки, слева Матрица стоит, чуть нагнувшись, а в центре, эдаким связующим звеном, взяв нас за руки стоит радостно улыбающаяся Васька. Ей тогда было 4, Матрице 9, мне 14.

Трудно поверить в то, что с того момента прошло двадцать лет.

Вот о чём я думаю сейчас, в это хмурое ноябрьское утро, возвестив о своём голоде миру и Сонной Соне через коммутатор. Матрица тоже успел пожурить младшую за промедление, хотя это его ворчание не стоит принимать всерьёз. Он любит казаться хмурым и вообще в нём, похоже, есть что-то от персонажа-цундере(7). А за окнами накрапывает дождь, окрестности укрывает туман, и мне кажется, что это не Москва, вообще не город, а какое-то другое, чужое, неизвестное место.

Я думаю о Коте. О том дне, когда мне впервые показалось, что с ней не всё ладно.

Она быстро выросла — мы не успели оглянуться, как она уже была хрупкой девочкой-подростком. Когда только успела… Я не помню, когда стремление к уединению пересилило во мне всё остальное, но с Керуаком Кота познакомил именно я. По большому счёту, Кот стала Котом по моей вине. Это я заложил в ней основы того мировоззрения, которое в итоге обернулось вечным поиском Пути. Это я давал ей книжки из своей уже обширной библиотеки. Мне казалось, что это важно — воспитывать в ней свободную личность. Уже тогда, лет двенадцать назад, я понимал, что она может достичь того, на что не осмелился замахнуться я. Мир был велик, — но для меня он был слишком велик. Когда-то, ещё в детстве, я много думал о том, чтобы уйти из дома. Мне казалось, что родителям всё равно, что они попросту не заметят моего ухода. Я думал о поиске своего места в этом мире.

Увы: в итоге всё свелось к книгам и аниме. Мне не хватило духу просто взять и уйти. Мне не хватило, — но хватило ей.

И Кот, уже почти ставшая Котом, ушла в первый раз. Десять лет назад — как сейчас помню.

Родители переполошились, — а я понял, что ошибался всё это время. Им, конечно, было не всё равно. Как ни крути, все мы были и остаёмся их детьми и, несмотря на самолётную манию, пропажа любого из нас становилась для них суровым испытанием на прочность.

Хуже того, они не знали, как реагировать. Они никогда с таким не сталкивались, ведь мы с Матрицей были послушными, домашними детьми. Они заявили в полицию, Ваську объявили в розыск, — но через два дня она вернулась сама. Оказалось, что она просто села в поезд на Ярославском вокзале и уехала. Ей хотелось узнать, как далеко она сможет заехать до того, как испугается. Не забывайте: ей было всего 14.

И тогда она неожиданно поняла, что страха нет. Она не боялась дороги, — дорога приняла Кота, как принимала многих бездомных странников, своих родных детей. Так что Кот доехала до Сергиева Посада, переночевала там у какой-то сердобольной старушки (рассказав ей о том, что приехала к подруге, но разминулась с ней), после чего благополучно вернулась обратно.

Родители были в шоке, конечно. Я в тот момент был напуган не меньше, чем они, а теперь мне даже смешно: они никогда нас не ругали, они вообще не знали, что делать в такой ситуации. Поэтому мама позвонила деду. Дед приехал, отругал маму, отца, нас с Матрицей, а когда дошла очередь до Кота… Мы глазам своим не поверили: он потрепал её по голове и сказал:

«Ух-ты, Васька-кот!»

И рассмеялся.