Сергей Жадан: Красный Элвис

И тут открывается дверь, и в кабинет входит Славик, радостно улыбаясь и помахивая, как веером, какими-то ксерокопиями. Четверо застыли на месте с занесенными кулаками. Гога медленно осел на стул, Саныч сощурился и нащупал в кармане телефон. Все повернулись к Славику.

— Привет, привет, — закричал Славик, не замечая общего напряжения, — всем привет!

Он прошел к Гоге и пожал ему ватную руку.

— Партнеры? — радостно указал он Гоге на четверку и, засмеявшись, пожал руку крайнему, тому, что был в синем.

— Вот! — победоносно крикнул он и кинул перед Гогой стопку ксерокопий.

— Что это? — выдавил из себя Гога.

— Разрешение! — торжествующе объявил Славик. — «Вышиваные рушнычки».

— «Вышиваные рушнычки»? — недоверчиво переспросил Гога.

— «Вышиваные рушнычки»? — подошел Саныч и заглянул в документы.

— «Вышиваные рушнычки», «Вышиваные рушнычки», — испуганно зашептали четверо, пятясь к выходу.

— «Вышиваные рушнычки»! — безапелляционно повторил Славик и, наклонившись к Гоге, деловито заговорил: — Значит, так, Георгий Давидович, с пожарниками все согласовано, переводим через их счет, я все прикинул, берем налом и списываем, как коммунальную задолженность. — Он нервно засмеялся, резко оборвал смех и, повернувшись к четверке, строго спросил их: — Вы что-то хотели, товарищи?

Гога тоже вопросительно посмотрел на четверку, не отважившись задать им тот же самый вопрос.

— Братуха, — заговорил наконец второй, застегивая на груди молнию синей куртки, — так вас что, в натуре губернатор крышует?

— Да-да, — нетерпеливо ответил ему Славик и снова зашептал Гоге: — Недостачу спишем на детские хоры, я пробивал через управление, они проведут это через квартальный отчет как целевой одноразовый платеж детям-сиротам.

Четверка неуверенно толклась возле двери, не зная, что им делать. Четвертый пытался отдать обрез третьему, но тот отчаянно отпихивался.

— Что, уже уходите? — повернулся Славик к четверке. — Георгий Давидович, мы, кстати, приглашаем товарищей на «Вышиваные рушнычки»?

— «Вышиваные рушнычки», «Вышиваные рушнычки», — застонали четверо и начали высачиваться из кабинета.

Когда дверь за ними закрылась, Гога глубоко выдохнул.

— Дай папиросу, — обратился он к Славику.

Славик вытащил свои голимые и протянул Гоге. Гога ухватил сигарету дрожащими губами. Славик услужливо поднес спичку. Босс затянулся и тут-таки закашлялся.

— А что случилось? — не понял Славик.

— Славик, — обратился к нему Гога, — вот ты человек с биографией, так? Ты двадцать лет в шоу-бизнесе. Ты знаешь этого… как его…

— Гребенщикова, — подсказал Славик.

— Ты организовывал харьковский концерт ю-ту, ты работал с пионерами. Скажи мне, бог есть?

— Есть, — сказал Славик. — Безусловно есть. Но это не имеет никакого значения.

В «Бутерброды» заскочила Вика:

— Привет, пидоры! — крикнула компаньонам, одиноко сидевшим за столиком.

Гога хмыкнул.

— О’кей, — сказал напарнику, — я домой.

— Я все закрою, — пообещал Саныч.

— Ну ясно, — засмеялся Гога и, робко обогнув Вику, вышел на улицу.

— Где пропадала? — спросил Саныч.

— Тебе какое дело, — ответила Вика.

— Где пирсинг? — поинтересовался Саныч.

— Продала, — ответила Вика.

Потом они пили водку, Вика плакала и жаловалась на жизнь, сказала, что разошлась со своей подружкой, что та свалила из страны, навсегда.

— А ты почему осталась? — спросил Саныч.

— А ты? — спросила его в свою очередь Вика.

— Ну, у меня бизнес, — пояснил он. — К тому же я языков не знаю.

— Она тоже не знает, — сказала Вика, — она актриса, у нее язык тела, понимаешь?

— Не совсем, — честно ответил Саныч.

— Слушай, — спросила его Вика, — вот тебе почти тридцать. Почему ты не женился?

— Не знаю, — сказал Саныч, — я бизнесом занимался. У меня три ранения. Плюс сломанная рука.

— Найди себе какого-нибудь гея, — посоветовала Вика.

— Думаешь, поможет? — засомневался Саныч.

— Вряд ли, — сказала Вика.

— Хочешь, поехали к тебе, — предложил он.

— Это что, трахаться?

— Ну, можно не трахаться, — сказал Саныч, — можно просто.

— Просто — нельзя, — авторитетно заявила Вика.

И добавила:

— Все-таки жалко, что ты не гей.

Потом они долго лежали на полу ее комнаты. Воздух был темный и прогретый. Вика считала его пулевые ранения:

— Одна… — считала она, — вторая, третья… Это все? — спросила она слегка разочарованно.

— Все, — оправдываясь, кивнул Саныч.