Евгений Фоменко - АртХаос. Повесть и рассказы

Блондинка тащила его не хуже маневрового локомотива, ловко обходя препятствия на своем пути.

Ах, ты ж птица моя золотая! Давай, уводи его, уводи!

Похоже, солнце удачи мне сегодня пекло немилосердно. Парочка, как по заказу, свернула в самый подходящий для меня коридор. Местную географию я уже успел изучить.

Перед тем, как самому юркнуть в коридор, я еще раз воровато оглянулся. Мой уход по-английски вряд ли кто-то заметит.

Путь освещали все те же лампы дежурного света. Поворот, еще один. Где-то впереди гулко хлопнула тяжелая дверь. Табличка на стене подсказала, что я иду в сторону курилки. Странно, тут вообще-то можно везде курить – никто и слова не скажет. Для порядка, что ли, повесили? Что-то не очень вяжется это место с порядком.

Я остановился перед железной дверью, которая явно знавала лучшие времена. Сейчас она выполняла чисто символические функции. Мне опять повезло – дверь выводила на задний двор. Приложив ухо к двери, я отчетливо расслышал голоса. На фоне жеманного фальцета Тоши приятный голос блондинки казался даже более мужественным, что ли.

Тихонько приоткрыв дверь, я аккуратно выглянул наружу. Только эти двое, больше никого. Уже не таясь, я вышел во двор, уставленный синими туалетными кабинками. Тоша стоял спиной ко мне. Блондинка, которая все прекрасно видела, не придала значения моему появлению.

Два шага.

Если в одном кармане у меня до недавнего времени лежал маркер, то во втором своего часа дожидался электрошокер. Дождался.

На ходу достаю его.

Я уже за спиной Бордо.

Девушка отчетливо разглядела, что у меня в руке. Ее глаза округлились. Еще чуть-чуть – и я увижу отражение своей самодовольной ухмылки.

Разряд в шею, и я хватаю под руки оседающее тело художника.

Не сводя взгляда с оцепеневшей блондинки, я неожиданно для самого себя произнес:

– Не бойтесь, Маша, я – Дубровский!…

Десять фотографов пошли толпой на ланч,

Один там отравился, развел руками врач.

Девять фотографов в лесу снимали осень,

Один поймал клеща, осталось только восемь.

Восемь фотографов пошли домой потом,

Один все ж заблудился, остались всемером.

Семеро фотографов кино смотрели «Жесть»,

Не выдержало сердце, осталось только шесть.

Шестеро фотографов решили побухать,

Абсент был контрафактный,

осталось только пять.

Пятеро фотографов «кумарили» в квартире,

Один шагнул в окно, осталось их четыре.

Четверо фотографов мечтали о любви,

И залюбили одного, осталось только три.

Втроем теперь фотографы поехала в Гоа,

Но одного загрыз енот, осталось только два.

Поссорились те двое – кто круче в ремесле?

И вот теперь фотографы в единственном числе

Грустит один фотограф – «Я не жилец уже,

О том, как я повешусь, я напишу в ЖЖ»…

Откуда? Откуда, мать вашу, я спрашиваю, столько фотографов? Методом почкования они появляются или в результате необратимой химической реакции? А может, прячущиеся от Нюрнбергского процесса нацистские преступники их тайно клонируют на своей базе в Антарктиде?

Девальвация ценности этой профессии просто налицо. Любой малолетний обормот выпросит у родителей более-менее хорошую камеру, а потом тут же пишет у себя в «контактике» что-то типа «Биру заказы на фото сесии». Да, именно с такой орфографией.

Если бы дело касалось только «школоты» – это еще полбеды. Но и среди мальчиков и девочек постарше таких деятелей полно. Ладно, они бы в свое удовольствие фоткали, так они ж пытаются навязать свои услуги за скромный олимпиард денег. И неважно, что желающих заказать фотосессию не так уж много, главное другое – ты ж фотограф! А все свободное время можно посвятить саморазвитию и созерцанию бренности бытия.

Есть у меня одна теория, почему так происходит. До безобразия простая теория. Люди просто не хотят работать! Работать по-настоящему. Заводы и фабрики стоят, пахать некому. Все в фотографы подались, перспективу ищут.

За романтику обидно. В моем детстве фотографы были почти так же круты как Терминатор или черепашки-ниндзя. Потому что они умели, потому что они знали. А сейчас шаманство в комнате с красным светом подвергнуто анафеме, секреты мастерства утрачены, за человека думает фотоаппарат.