Кумкват Селиванов - Уход в затемнение

– Да, решили, – согласилась девушка и заплакала.

Мужчина обнял Надежду. Через пару секунд она высвободилась из его рук, вытерла платком слезы и оправила платье.

– Ну и хорошо, что я уезжаю, – сказала девушка. – Хорошо! Может, ты напишешь отличный сценарий!

– Мы же все обговорили, Надя! Дело не в сценарии!

– Да, – кивнула она. – Значит, двадцать пятого, в октябре?

– В четверг, – кивнул Николай. – У Богоявленского собора.

Через минуту он подавал ей пальто. Она укутывала шею шарфом, поправляла шапку. Ее тоненькие ножки скользнули в запятнанные весенней грязью туфли. На прощание робко поцеловала его, как в первый раз, выскользнула из объятий и, процокав каблуками по ступеням подъезда, скрылась из виду.

Спустя мгновение до его слуха донеслось глухое "вух" дверцы автомобиля, мягко затарахтел мотор, машина тронулась, меся колесами склизкую грязь.

Еще неделя, и наступит ноябрь. Воздух озябшим лазутчиком уже проникал в тесную квартирку Николая через неприметные щели в окнах и прятался, главным образом, за металлическим трупом батареи, окоченевшим в тот день, когда Надя покинула город.

Холод был неумолим. Николай спал, не снимая ни брюк, ни свитера, надев носки из овечьей шерсти, окутываясь одеялом столько, сколь представлялось возможным.

Наутро он просыпался от того, что нос его, хоть прячь, хоть не прячь под подушку, оказывался гол и чесался. Николай, по обыкновению последних недель, начинал чихать, и после никакой сон уже не брал.

Он вглядывался в потолок, пытаясь мысленно воспроизвести на нем, как на натянутом экране, сны. Потолок ловил лишь тени из окна, когда ветви деревьев перекрывали зыбкий утренний свет, проникающий в комнату. Николай прищуривался, допускал черно-белую палитру, присматривался вновь. В правом верхнем углу мелькала "точка".

Дальше не шло.

Ничего не получалось.

Выйдя из ванной, он подошел к окну в кухоньке. Тут же вспомнилась идеальная, теплая, полная нежности и сладости картинка.

Николай был в гостях у друга Алексея. Там он играл в шахматы с каким-то давним знакомым по фамилии Малиновский. Сам Алексей сидел рядом, с интересом наблюдая за партией. Вокруг веранды, на которой неслышно шла их шахматная война, все зеленело, на небе с сотворения мира не бывало облаков, а воздух казался совсем чуждым холоду. Внизу рябила гладь моря. И тут Николаю захотелось зевнуть. Он краем глаза уловил какуюто вспышку, словно фотоаппарата, слева от себя, а Алексей похлопал его по плечу и сказал:

– Коля, во сне зевать нельзя! Черти что случиться может!

Николай взял в себя в руки и больше не зевал.

Окончив партию, итог которой ускользнул из памяти, он вышел с веранды и по маленьким чудесным ступенькам из бразильской вишни спустился вниз, где располагалось небольшое местное кафе. За одним из столиков сидела Надя с фужером мороженого. Он подмигнул ей, хитро прищурился. Она легко махнула ему рукой.

Николай присел рядом. Тут же мгновенно материализовался официант с подносом в руках. Расставив перед ними небольшие тарелочки с десертом и чашечки с макиато, он также молниеносно исчез. Надя взяла Николая за руку и их глаза встретились. Холодная изумрудная зелень ее глаз на мгновение отшибла у него дар речи.

– Победил? – спросила она.

Николай пожал плечами.

– Ты, главное, запомни, – с улыбкой произнесла Надя. – Наверняка в твоей голове все было намного эпичнее, чем сцена с двумя мужчинами, задумчиво пялящимися на деревянную доску.

Он погладил ее ладонь, затем поднес к губам и поцеловал.

Там было что-то еще, чего он не мог вспомнить. Осталось лишь какое-то приятное сладкое послевкусие. Шелуха воспоминаний отзывалась в сердце нежностью, тихой радостью, но разума так и не достигала.

В узком коридоре Николай надел резиновые сапоги и вышел из квартиры.

Ночью был дождь.

Ветер гонял листья по лужам, будто пускал кораблики. Дворники граблями и метлами сгребали те в кучи и тоскливо посматривали в небо, где толкались густые сизые облака, готовые вот-вот разродиться снегом. Какие-то прохожие пытались поджечь листву, однако бросали эту затею, лишь достав коробки отсыревших спичек.

Сизый воздух гудел.

Мужчина пытался обойти грязь и лужи, то и дело оказывающиеся на его пути, но вскоре оставил эти попытки, пошел прямо, уже не глядя под ноги.

Площадка вокруг остановки усеяна окурками папирос, фантиками от конфет, мелкими монетами, промокшими обрывками билетов. Рядом стоял автобус. В специальном окошечке виднелся номер маршрута – "А".