Герман Ломов - Одинокий волк потерянной стаи

* * *

Я хотел написать поэму – появилась жестокая проза.

Я хотел перерезать вены – лишь слегка оцарапал кожу.

Я, желая пройти сквозь стену, не решился на главный шаг.

Я хотел… я решил…но не сделал: просто Солнце светило не так.

* * *

Я хотел написать поэму –

Появилась жестокая проза…

Мой стол усыпан грудами черновиков: листы, листики, листочки, шпаргалки, клочки бумаги, газетные полосы, смятое, даже исписанная туалетная бумага есть. Я хотел написать поэму об убийце президента.

Я хотел… я решил…но не сделал:

Просто Солнце светило не так.

Сначала не мог поймать слог, потом не мог определить тему: то ли поэма будет в виде хронологической последовательности убийства, то ли, что, несомненно, лучше, в виде мыслей героя на заданную тему. На этом и опутали меня лианы мыслей. Подёргался, попрыгал, покричал – нет никого на пути. Один блуждаю давно уже. Стал выбираться сам.

Пошёл курить на кухню. Мысли роились вяло: Александр II. Реформа 1861 года. Каракозов. Он палач. Неудачное покушение. Он уже жертва. Александр же, будучи потенциальной жертвой, приговаривая Каракозова к смерти, становится палачом. Проходит пятнадцать лет. Палач Александр становится жертвой палача Гриневицкого. Палача, ставшего жертвой в момент казни: Гриневицкого разорвало брошенной им же бомбой.

Другой пример. Столыпин. Взрыв на Аптекарском острове. Здесь – Столыпин жертва. Россию покрывают «столыпинские галстуки». «Я так понимаю: смерть – как расплата за убеждения». Здесь Столыпин – палач. 01 сентября 1911 года палач погибает от пули, выпущенной в театре палачом Богровым. Спустя два – три месяца палач, точнее, уже жертва Богров повешен палачом Юшковым. Палачом в буквальном смысле слова.

Самая трагическая судьба. Николай II. Ходынка. Кровавое воскресенье. Палач поневоле? 17 июля 1918 года. Екатеринбург. Палач становится жертвой. А его палачи? Троцкий, Сафаров, Берзин, Голощёкин, Белобородов? Умирают в застенках сталинских лагерей и тюрем. Бедняге Троцкому даже в Мексике скрыться не удалось…

«Жертва – он же палач, палач – он же жертва. Возможно, в этом непреложный закон Абсолюта», – мелькнуло в голове, когда залётная крыса – куда только домовой с комендантом смотрят? – пересекала по диаметру нашу почему-то квадратную общажную кухню.

Я хотел написать поэму –

Появилась жестокая проза…

Мой стол усыпан грудами черновиков: листы, листики, листочки, шпаргалки, клочки бумаги, газетные полосы, смятое, даже исписанная туалетная бумага есть. Заходите – даром отдам. Может, у вас получится поэма об убийце Президента.

* * *

Последнее

В отдаленном городе Энске,

Что затерян в просторах страны,

Жили двое – Олег и Владимир –

Вместе пили, учились, росли,

Вместе строили планы и даже

Умудрились, в конце концов,

При наличии разных родителей

Походить на двух близнецов.

Но однажды, осенним денёчком,

Где-то в августе иль в ноябре,

Скука ль наших друзей одолела,

Иль душа полыхала в тоске…

После бурной недели запоя –

Сколько можно так жизнь прожигать?

К черту – тёлок, гулянку и водку –

И отправились в город. Гулять.

Жарко. Скучно. Осенние мухи

На помоях притихли и спят.

Вдруг плакат: «JFK. Выстрел. Даллас».

Попадает под взоры ребят.

Не промолвив друг другу ни слова –

Они знали, что делать и как –

Только скрипнула дверь потихоньку

Да слегка надломился косяк.

В кинозале прохладно и пусто,

Растворяется, гасится свет…

Мы пока оставим героев.

Не мешать же в кино. Я – эстет…

Лишь когда саблезубые титры

Поползли, по экрану скользя,

Вышли, взяли бутылочку водки,

Покурить в парке сели друзья.

На скамейке сначала сидели,

Вдруг Олег пересел на асфальт:

«Вовка, вижу – тебя звали Освальд,

А меня звали – Джон Фитжеральд.

Вижу осень. Ноябрь. И Даллас.

Люди, флаги, ряды этажей,

Стекол глянец и ствольное жало

В отрицанье листвы тополей.

А затем, за прикладом винтовки

Я увидел тебя и твой лик…

Может это во сне? Понарошку?

Переписан сценарий на крик?

Вовка, видишь меня? Я – в машине

Обнимаю красотку-жену,

Улыбаюсь, но жить мне осталось

Где-то, может, минуту одну».

«Да. Я вижу, Олежка, я – Освальд.

Вижу спины мелькают, бока…

Ты в кортеже на главной машине,

Я с винтовкой в углу чердака…

Появились они в воскресенье.

Как узнали мой адрес? И где?

Обещали почёт, уваженье…