Владимир Шинкарёв - Папуас из Гондураса

Да, правильно сказанно: телефильм – это отражение действительности в художественных образах.

Нет, даже: телефильм – это прямое отражение окружающей нас действительности в высокохудожественных образах.

И даже гораздо круче.

Тут ударил страшный мороз. Газеты с вполне идиотским энтузиазмом информировали, что «январь разгулялся!», «вото так морозец, – радостно сообщал синоптик, – давно европейская часть СССР не видела такого мороза».

Видимо воодушевление объяснялось тем, что надеялись на рекорд – на самую холодную зиму за столько-то лет. И рекорды весьма встречались. «Самая низкая температура, абсолютный минимум для данных мест зафиксирован сегодня в Курске, Орле, Воронеже» – говорил по всем трем программам синоптик, надменный от сознания значительности своей профессии.

Люди ошалели от холода, особенно выигрышного от того, что транспорт на половину встал и до работы нужно было добираться часами.

Чтобы население не грелось от электрических приборов и нагревателей, электричество в нерабочие часы отключали – пять минут погорит свет и на полчаса отключали, и на час.

Валера Марус, как и весь рабочий люд, восстанавливал свою рабочую силу во тьме и холоде, не жрамши, перебиваясь пятиминутками.

Он лежал на раскладушке, одетый как на улице, только без ботинок, накрывшись одеялом. Одеяло было уже сплошь покрыто розовыми пятнами от браги, которую Валера делал из томатной пасты – трудно пить из трехлитровой банки ледяную жидкость лежа, дрожа от холода, при свете новогодней свечи.

Иногда в комнате вспыхивал свет, всхрапывал холодильник и, как внезапный взрыв хорошей, настоящей жизни, оживали звуки и образы чудо-машины – телевизора.

…проезжая мимо домиков, Джакоб Кулакин тихонько приподнял занавеску и выглянул из кэба. Мрамалад стоял у калитки, подпирая забор. Это было знаком того, что все благополучно.

Титр на экране: Мрамалад – арап, друг степей и пустынь.

Джакоб осторожно приоткрыл дверцу, выскочил из кэба и опрометью пробежал улицу, не обращая внимания на свист бича, гневный крик кэбмена. Сбив с ног спешившего прохожего, Кулакин перемахнул через забор.

Мрамалад Внимательно оглядел улицу, подождал пока чертыхающийся прохожий отправится восвояси и вошел через калитку во двор.

Джакоб стоял в саду и смотрел в щель забора.

– Никого? – задыхаясь спросил он у Мрамалада.

Арап, друг степей и пустынь, могучей рукой поскреб затылок.

– Да кому-же там быть, сэр? Нет никого.

– Молчи, дурак! – громким шепотом вскрикнул Джакоб и испуганно впился глазами в щель.

Но тут свет гаснет, телевизор издает стон и последнюю брызгу света. Спокойно стоит холодильник, который, впрочем, по такой-то погоде можно было и не включать. Из достижений цивилизации, с такими жертвами рожденной и поддерживаемой, валере остается только первобытный и странный на вкус напиток.

И так каждый вечер из кромешной, холодной мглы выныривает сияющий полнокровной жизнью кусок:

– Бедняга! Морской воздух окончательно погубит его… – тихо сказал Джакоб леди Элизабет.

Славная девушка смотрела полными слез глазами на находящегося в лютом, нестерпимом кашле Питера Счахла. Он кашлял в тонкий батистовый платок, смотрел в него и дрожащей рукой махал оставшимся на берегу.

Те голосили и заламывали руки.

– Он умрет на чужбине… его зароют где-нибудь под пальмой, – продолжал Джакоб замогильным голосом.

– Боже! Как ты умеешь быть жесток! – прокричала леди Элизабет и стремглав сбежала с шкатуфа.

Матросы ещё быстрее завертели кабестаны и клюзы с чавканьем втянули якоря.

Провожающие махали руками и выкрикивали благие пожелания.