Степан Суздальцев - Ничего святого

А когда Юрка рассказывал, что он подглядывает за мамой, мне было стыдно за него, – казалось бы, я не сделал ничего плохого, но, рассказывая о таких вещах, мой товарищ делал меня соучастником преступления, и мне было совестно.

Но потом Юрка переехал, и мы с ним не виделись много лет.

Всё изменилось в 2000 году. Мир оказался на пороге третьего тысячелетия, а я – на пороге отрочества. Моё беззаботное и счастливое детство, состоявшее из бабушки, школы и дворовых ребят, было разрушено в одночасье.

Внезапно всё, что казалось мне незыблемым, рухнуло, словно Рим под пятой варваров. И варваром этим была женщина, которая меня родила. Это было в начале июня 1999-го. Мне было восемь лет, и я только что закончил первый класс.

Мы с бабушкой ждали приезда дяди Гриши, который должен был отвезти нас на дачу на своём джипе. Зазвонил телефон, и я, как обыкновенно, побежал снимать трубку вперёд бабушки.

– Привет, гном, – густым баритоном произнёс дядя Гриша. Он с самого детства называл меня гномом, потому что я, хоть и был высоким для своего возраста, всё же рядом с ним был гномом.

– Привет, гигант, – сказал я.

– Вы уже собрались? – спросил он. Разумеется, мы к тому моменту уже собрались, поскольку было два часа пополудни, а он обещал приехать к часу. – Ладно, скоро буду.

Это его «скоро буду» обыкновенно означало, что он появится никак не раньше, чем через пару часов. И потому меня очень удивило, что в дверь позвонили спустя десять минут после нашего разговора.

Я побежал открывать дверь, даже не спросив «кто там?», – я был уверен, что это дядя. Но на пороге оказался не он, а какая-то женщина. Хоть и прошло четыре года с тех пор, как она бросила нас, я сразу узнал её. Это была она – мама. Я уже привык думать, что этой женщины больше нет, по крайней мере, её нет в моей жизни, и она уже никогда в ней не появится. Но я ошибался.

– Вася! – сладким и нежным голосом, в котором было столько неподдельной любви, столько теплоты и заботы, произнесла она. – Сыночек мой, здравствуй!

Она перешагнула порог. Я попятился по коридору.

– Сыночек любимый мой! Васенька! – Она протянула ко мне руки, а я стоял, словно кролик, заворожённый гигантским удавом. – Как давно я тебя не видела, как я соскучилась! – Слова её, сладкие, словно мёд, звучали так искренне. Думаю, она действительно верила в то, что мне говорила. И я тоже поверил. – Васенька, милый мой, прости меня, пожалуйста! Я так виновата! Я не должна была тебя оставлять, я…

Она остановила свой поток нежных, приторных фраз, потому что в коридор вышла бабушка.

– Здравствуйте, Нина Николаевна, – казалось, она действительно была рада увидеть бабушку.

– Здравствуйте, Наталья, – произнесла бабушка спокойно.

– Вот сыночка решила проведать, – со слезами счастья на глазах произнесла Наташа. – Я войду, вы ведь не против? – спросила она и, не дожидаясь ответа, начала снимать кроссовки.

Я стоял и смотрел, как она бесцеремонно берёт гостевые тапочки, которые лежали на том же месте, что и четыре года назад, когда мы были одной семьёй.

– Нина Николаевна, я так виновата, – подавленным, полным раскаяния, голосом тихо сказала Наташа. – Васенька! – она начала трепать меня и осыпать поцелуями, оставляя на моём лице липкие следы бесцветной помады. – Я так счастлива, что мы наконец вместе! Мы теперь всегда будем вместе! Правда ведь, сыночек?

– Ну, – протянул я. Хоть я и был хулиганистым и шкодливым ребёнком, бабушка очень хорошо меня воспитала. Поэтому вот так взять и послать её к чёрту я просто не мог. Тем более, хозяйкой дома была бабушка, и её прерогативой было выставлять оттуда непрошеных и неприятных гостей.

Я не понимал тогда, что именно от меня зависело в этот момент моё будущее. Ведь, если бы я сразу заявил, что не желаю её знать и не хочу даже видеть, – тогда она бы, скорее всего, просто ушла. Она была такой ласковой, нежной и вежливой лишь потому, что осознавала, насколько ей в нашем доме не рады. Она понимала, что её запросто могут выставить за дверь, даже не объясняя причины: едва ли она забыла, что просто пропала на столько лет.

Мама не обладала светским воспитанием и манерами, однако умела создавать видимость, будто является утончённой и воспитанной женщиной. И сейчас была как раз та ситуация, когда это было просто необходимо.

Не знаю, смогла ли она убедить мою бабушку, что раскаивается. Бабушка была очень проницательным человеком, однако всегда держала своё мнение при себе. И даже если ей врали или рассказывали всякие небылицы, она никогда не пыталась спорить с людьми, внимательно слушала их и кивала, когда кто-то что-то безапелляционно утверждал, даже если не была с ним согласна. Она кивала потому, что понимала позицию человека, хоть и не принимала его сторону. Однако об этом мало кто знал, ведь человеку обыкновенно достаточно того, чтобы с ним не спорили, – что собеседник думает на самом деле, людей редко интересует.