Глеб Васильев - Три Толстушки - Книга Нехилых Перемен

Доктору стало не по себе. Однако он не сомневался, что, узнав, кто он, его немедленно пропустят, пусть даже и в Испанию или на Северный полюс.

– Я доктор Серж Артурович Гаспарян, – сказал он важно.

В ответ загремел смех. Человек в будке, отсмеявшись, продекламировал стишок:

Серж Артурыч Гаспарян

И Канатов – его тян

Дули вместе кокаин,

Но китайцем стал один

– Что ж, молодой человек, полагаю, что вы сами напросились! – стараясь сохранять спокойствие, визжал Гаспарян. Доктор протянул руку за мешком с перемолотым роботом – тот был достаточно увесистым, чтобы удар им по голове раз и навсегда отучил человека в будке зубоскалить. Но вдруг…

Мешка с останками андроида не оказалось. Пока Серж спал, он выпал из открытой повозки.

Доктор похолодел.

«Чем же я нахлобучу этому хаму? Что же я скормлю Трем Толстушкам? Может быть, это все сон?» – мелькнуло у него в сознании.

Увы! Это была действительность.

– Понравилось? – хохотнул человек в будке. – А то я еще пару стишков про тебя знаю.

Пришлось срочно просить кучера повернуть. Повозка заскрипела, фыркнул осел, и бедный похмельный и униженный доктор поехал. На этот раз в нужную сторону – ко дворцу Трех Толстушек.

Он не выдержал и заплакал. С ним так грубо разговаривали, его назвали на ТЫ! И смеялись над его запоздалой, но искренней любовью! А самое главное – он никогда не дул кокаин!

«Это значит, что я потерял авторитет. А ведь из меня мог выйти отличный диктатор!».

Он плакал и ничего не видел от слез. Ему захотелось зарыться головой в мягкий живот Канатова или хотя бы в подушку.

Между тем кучер погонял ослика, отчего тот шел все медленнее и медленнее. Десять минут огорчался доктор Гаспарян. Но вскоре вернулась к нему обычная его рассудительность и навыки позитивного мышления, за курсы по овладению которыми он заплатил отнюдь не мало.

«Я еще могу «выстрелить», – обдумывал он. – От меня никто и ничего не ожидает, все считают меня просто эксцентричным, гениальным и состоятельным доктором. Пожилым, да. Немного нетрадиционно сексуальным, пусть так. Но! Кто в этой стране кроме меня вообще способен конструктивно мыслить? Никто! Так-то! Стало быть, я еще всем покажу!»

– Ну что? Что ты думаешь на счет моих шансов в итоге? – спросил Серж кучера.

– Ничего. Ничего уж не видать, господин, – отвечал кучер, подслеповато щурясь на свет зажегшихся фонарей.

– Как же можно совсем ничего не думать! – возмутился Гаспарян.

Тогда кучер стал сообщать ему о совсем ненужных и неинтересных своих мыслях:

– Вот на обочине бочонок из-под пива. Думаю, что проковыряй я в его днище дыру, то и не нашлось бы во всем свете для меня лучшей жены. И форма, и объем, и аромат – все, как я люблю. А что неболтлива будет, да не слишком сообразительна – оно все к лучшему. А главное – подержаться есть за что!

– Нет… не то… – поморщился Серж.

– Вот на дороге хороший, большой кусок стекла. Думаю, таким можно долго водить по чьим-нибудь венам, гадая – лопнут ли, потечет ли багровый сок, или нужно надавить еще сильнее. Или, если есть кураж, такой кусок можно разом пихнуть в глазницу того парнишки, что прикован к батарее в моем подвале. Он был плохим мальчуганом, честное слово. Хотите на него посмотреть? Я тут неподалеку живу.

– Нет, – отрезал Гаспарян.

– О, вот рваный башмак. Что же мне о нем думать? Примерно таким я представляю ваш зад, доктор. Поразмышлять еще над этим?

– Нет, – все тише отвечал Гаспарян.

Кучер, хоть и был откровенно безумен, старался вовсю. Он высмотрел все глаза.

– А уважение, авторитетность, перспективу и большой политический потенциал вы видите? – слабым голосом спрашивал Серж.

– Нет, – говорил кучер печальным басом.

– Ну, в таком случае, даже если вы не видите… Больше нет смысла надеяться… любить… верить… Ах, прав был тот насмешник в будке! Никчемный я старикашка!..

И доктор снова готов был заплакать.

Кучер несколько раз сочувственно потянул носом.

– Что же делать? Хотите, я могу подумать о чем-нибудь совершенно ином.

– Ах, я уж не знаю… – Серж сидел, опустив голову на руки, и покачивался от горя и толчков повозки. – Хотя… Я знаю! Ваш осел! Вот этот – чья задница последний десяток часов мелькает у меня перед носом! Вот кто никогда не сможет «выстрелить», вернуть свой авторитет и всем показать, что его еще рано сбрасывать со счетов!

– Старик, ты точно не поехавший, а? – повернув морду к повозке, с опаской спросил ослик.