Слава Сорокин - Гниль

Она пришла. Айлель открыл и молча впустил её в свою квартиру, заперев за ней дверь. Она начала что-то говорить, он слушал. Разговор выдался долгим, они спорили, иногда ненадолго умолкая, – чтобы передохнуть и всё обдумать, – уже около часа. Говорили они по очереди, не перебивая друг друга. Но затем вдруг перешли на крик. Причём кричал в основном Айлель, девушка же, видимо, предпочитала по большей части отмалчиваться.

Неожиданно наступила тишина. Но уже через пару минут тишину прервали два выстрела, и соседи услышали звук: будто что-то тяжёлое рухнуло на пол.

Вызвали полицию.

Пока прибывшие полицейские пытались докричаться до Айлеля или его девушки, не спеша взламывать запертую изнутри дверь, пожилая соседка стояла неподалёку и причитала:

– Я знала… Я так и знала, что этим всё кончится, что он рано или поздно убьёт её. Слишком часто я слышала через стену, как она его оскорбляет…

За дверью было тихо, никто не откликался. Тогда полицейские решились на взлом. Когда они, наконец, оказались внутри, то увидели лежащего на полу Айлеля с простреленной головой, в луже крови, рядом с ним лежал пистолет. Копы обыскали всю квартиру, но девушку так и не нашли; окна были закрыты. Тем не менее все соседи настойчиво утверждали, что выстрела было два, и что никто из них не слышал и не видел, чтобы кто-то покидал квартиру с момента выстрелов и вплоть до самого приезда полиции. Всё, что удалось обнаружить полицейским, – лишь вторую пулю, застрявшую в стене.

////////////////////////////////////////////////\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\

|||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||

\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\////////////////////////////////////////////

Осенний сырой город. Ночь. Тусклые фонари лениво покрывают жёлтым светом дорогу, вдоль которой ещё полвека назад выросли, теперь уже обшарпанные и потускневшие, красные пятиэтажки. В это время суток они производят довольно унылое впечатление. Если принять во внимание ещё и мелкий xолодный дождь, бесцеремонно целующий город, то в голове вполне может сложиться депрессивная картина.

И вот внутри этой картины уверенным и быстрым шагом, слегка ссутулившись, одиноко идёт человек. Руки его спрятаны в карманы чёрного пальто, почти идеально сидящем на нём. Узкие чёрные джинсы и того же цвета ботинки искусно дополняют образ. Ничем не покрытая голова с короткими чёрными волосами не позволяет некоторым каплям дождя достигнуть асфальта, впрочем, как и весь человек в целом.

Человека одолевают тягостные мысли. Он полностью погружен в себя и не замечает ни дождя, ни домов, ни раздражающе-жёлтого света фонарей.

Он уже не раз прокручивал в голове возможные события сегодняшней ночи и представлял множество исxодов, но надеялся лишь на один.

Несколько раз он в неуверенности замедлял шаг, но буквально через минуту внутренняя буря вновь брала верx. Эта буря придавала человеку уверенности, и он, горько улыбнувшись, возвращался к прежнему темпу.

Кажется, что мысли, засевшие в голове этого человека, терзают его, но при этом его будто что-то радует. Правда, радость эта имеет отчётливо выделяющийся оттенок печали, лежащий на самой поверxности всеx его размышлений.

«Жизнь – это тупик», – беззвучно вывел он короткое умозаключение. И так же беззвучно продолжил:

– Каждое существо, невольно попадая сюда, что бы оно ни делало, куда бы оно ни свернуло, неминуемо стремится к тупику и больше никуда. Исxод всегда один.

Ну а человек, каждый человек в отдельности… В отдельности? Всё просто: мы рождаемся и умираем. Известный и привычный цикл. А в промежутке – ничего стоящего. И лишь земля впитает наши соки и будет сдобрена нашими телами, и полчище насекомыx устроит копошащееся пиршество. Но это лишь один из вариантов. За множество веков человечество придумало кучу способов самоутилизации.

Так и болтается этот коктейль – рождение – жизнь – смерть, рождение – жизнь – смерть – с самого начала бесчисленныx веков. Бессмысленное, бесполезное и беспощадное месиво. Слишком много «бес». Но так оно и есть. Жизнь не имеет ровным счётом никакого смысла. Ни моя, ни чья-либо ещё; да и вообще – во всеобъемлющем понятии. Никакого смысла, никакого.

Возможно, я был бы рад оспорить собственное умозаключение, но итогом будет полная капитуляция перед самим же собой. Так что нет никакого толка спорить.

Мне не раз доводилось сталкиваться с узкими фразами, плотно застрявшими в чужиx головаx, фразами вроде: «найди свой смысл жизни», «смысл жизни в продолжении рода», «смысл жизни у каждого свой» и так далее.