Игорь Редин - Синий роман

Гитлер для его мамы всегда был и будет "моим маленьким мальчиком". И ей совершенно неважно, что маленький её мальчик загубил море людей. Может быть, они и были виноваты в том, что родились не в то, вернее, именно в то время, но сами-то они вряд ли об этом догадывались. Как и не догадывались они о том, что Гитлер – это не фамилия, а просто имя.

Адольфом зовут Даслера – человека подарившего миру трилистник на спортивной амуниции с маленькими такими буковками под ним: "adidas".

"Уже час", – прокуковала мама и засобиралась в город. Странное словосочетание – "в город", как будто мы живём деревне. Из города в город, как из… дальше неразборчиво, но, судя по почерку, что-то непристойное.

Тоже мне, Моррелли, – сказал один.

Да, – подтвердил его сомнения другой, – ничего не понято.

Тут и понимать нечего, – сказала традиционная в таких случаях сигарета, – мыло, оно и в Африке мыло. Спроси у Люськи.

Мыло мылу – рознь, – скорее возразил, нежели согласился второй, но тоже закурил.

Дым головой упирается в потолок.

Открой форточку.

А ты включи свет.

Молодой месяц вышел из монастыря на Холодной речке и оседлал трезубец Ай-Петри. Затем, с высоты 1234 метра он прыгнул в море – поразмять свои, засидевшиеся в дневном кресле, чресла – и поплыл, разбрызгивая лунный по воде лунный свет. Странно, но у него всегда получалось, как в первый раз.

Ну и слово, – возмутился первый, – где он его откопал? Чресла.

Согласен, – поддержал его второй, но тут же: – правда, его присутствие здесь, на мой взгляд, оправдывает "кресло". Посмотри, получается похоже на стихи.

Да. Та ещё поэзия. А это что такое? – и он процитировал: – "разбрызгивая лунный по воде лунный свет".

Не знаю. Может быть, в типографии ошиблись.

Какая, в жопу, типография? – не выдержал, с трудом пробираясь сквозь непроходимые джунгли едва различимого почерка, первый, – это же рукопись.

В ней автор самонадеянно уподобляет творчество Борхеса и Павича ершу. Жалко, что нет с собой какой-нибудь книжки того или другого, потому что водка у нас имеется. Скоро будет и пиво. Можно будет сравнить. Погода – нишпац. Солнышко балует. Очередь за пивом подходит к своему янтарно-логическому завершению. И, чтобы не было скучно, какой-то полупьяный идиот порадовал нас фразой: "Металлистам пива не наливать".

Скажи мне, пожалуйста, как буддисты относятся к Гитлеру? – я знал, что у Бориса есть друзья, идущие по стопам Сиддхартхи Гаутамы.

Не знаю. А что?

Мне кажется, они склонны его оправдывать.

Почему ты так думаешь?

Видишь ли, глядя на свою соседку, я подумал: если бы я был буддистом, то непременно извинил бы сатрапа.

Ты, что, антисемит?

Причём здесь это? – взяв наполненную Борисом рюмку, я провозгласил: – за евреев, – и выпил. Водка мягко проникла в организм, что является прямым доказательством моего лояльного отношения к представителям многострадального народа, – просто соседка моя такая конченая процедура, – тут я посоветовал Борису опустить первые пять букв, – что невольно на ум приходят изуверские мысли.

…, – я его понимал. Да и что тут скажешь? Поэтому решил перевести разговор в другую дельту:

Помнишь, ты давал мне адрес одного лекаря? – получив утвердительный кивок его головы, я продолжил: – так он, оказывается, ангел во плоти, – Борис к данной сенсации отнёсся совершенно спокойно:

Ничего удивительного. У меня есть знакомый, так тот вообще император нашей галактики, – в подобной ситуации упоминать об открытом третьем глазе Петруши было как-то неловко. Даже.

Ночь зажмурилась от яркого солнечного света и, немного подумав, спряталась под лужей, оставшейся после дождя.

Кофе скончался. Водка убита. Куда ни посмотри – всюду смерть. И философия тут бессильна. Впрочем, так же, как и медитация с медициной.

Я курил на перроне Курского вокзала. Уже третья сигарета вхолостую повторяла бессмертный подвиг Анны Карениной, а состав всё не подавали. И когда я услышал гипнотический звук общения колёс с рельсами подходящего к линии старта паровоза, кисть моей левой руки радостно сжалась в кулак, оставив, однако, выпрямленным средний палец. "До свиданья, Москва. До свидания…", – мимо меня пролетел огромный и пьяный, как грусть расставания, олимпийский Мишка.

"Прощания славянки" (да и "Лезгинки" тоже) не было. За окном, ускоряясь, потянулся нескончаемый видеоряд домов и лесов, дорог и огородов, полей и… короче говоря, всего того дерьма, что неизменно сопровождает твой глаз в дороге. И возникает вопрос: а не лучше ли изучать анатомию жареной курицы, поедая оную, или сравнивать строение варёного яйца со строением Земли? Во всяком случае, это вкуснее. Определённо.