тэофил - Белый конверт

Ночь безлунная, а дорога безлюдная. По полчаса не встречается ни одного поселения. Ни одного яркого пятна в этом окне, оно превратилась в мутное зеркало. Но иногда выскакивают яркие образы вырванные светом вагона из ночной мути. Дерево с растопыренной веткой тычет в окно, будто хочет поздороваться за руку. Перекошенный телефонный столб, запутавшийся в проводах, как комар в паутине. Одноэтажное бетонное здание с кустарником на крыше, словно ежик, высунувшийся из норы.

Мерцающий оранжевый свет. Занавеска, вздрагивающая от прикосновения, словно ее застали врасплох. Назойливые мысли о жизни в прошлом, о невозможности удержать «сейчас» таким же причудливым, каким оно выскакивает из покрытого мраком неизвестности будущего. Какая разница, каким вкусом обладает мгновение, если все будет вариться в котле моего воспоминания. Видимо на смертном одре попробовав, сей отвар и, опьянев, или отравившись должен проворчать «да я прожил не зря «. Ой, как это пошло. Но кому угождать? Разве сами слова не есть компромисс, довольствуясь частичностью. Претворяться, будто бросаясь этими карикатурами идей и чувств, мы способны понимать друг друга. Были прекрасные времена, когда все чему человек придумывал имя, он приручал, клеймил, как своего слугу, игрушку, но игрушка превратилась в идола, а слово в молитву восхваляющую его. Я вполне могу сопереживать чужому горю, но все же чужая сломанная нога не его боль, а лишь мое представление о ней, основывающееся на моем же опыте, или воображении. И чужой перелом не повлияет на моей походке. Так же и слова, они не способный быть чужими, они всегда мои, ибо имеют столько же общего с другим существом, сколько и чужой перелом с моим сопереживанием. Диалог возможен лишь между двумя богами, а человек обречен не понимая, быть не понятым.

Весь день ходил по узким, изогнутым улицам города. Пытался наткнуться, на что ни будь знакомое, уже виданное в детстве. Решился, свернул к морю. Побережье вся покрытое камушками, напоминала чешую огромной выбросившейся на берег рыбы. Море была спокойным и серым. Она была не той, игривой зверушкой из моих воспоминании, когда я плескался в ее лапах – волнах, защищенный внимательным взором матери. Она стала раковой любовницей, которая так нежно ласкает каждый камушек. Только море может любить всех, как одного и одного как никого другого. Очередная золотая монета опустилась в копилку вечности. Как же незаметно подкралась ты луна. Зачем прячешься за облаками словно вор. У меня нечего красть, у меня есть лишь счастье безумца. Мало ли ты видела таких. Существует ли еще счастье и горе способные удивить тебя? видавшего столь многое. Но мне кажется, ты любуешься своим отражением, а мы лишь пятна на твоем зеркале.

Мы стояли перед дверью фаланстера №5 и пятую минуту ждали, когда она отворится. Признаться, я предпочел бы проторчать там и более, наслаждаясь этой дверью, назвать ее дверью, конечно же, принижение но мне впитавшему в себя все прелести прагматизма это простительно. Нынче редко встретишь подобную бессмыслицу и я совершенно не готовый, застигнутый врасплох поддался чарам этих врат, каждый узор каждая деталь которой кричала , умоляла что бы в нее всмотрелись и дивились мастерству и твердости рук их создателя. Иногда совершенно обычные вещи приобретают красоту в необычных местах, но чаше, вещи которым присуща красота, становятся нелепыми. Необычная дверь приоткрылась, из зазора высунулась вполне обычная человеческая голова.

– вам чего в такую та ночь?

–впусти у нас дела. Нам надо.

–кому надо, у того ключи есть и не станет трезвонить в такую ночь.

– слышь мужик, я сейчас от холода окочурюсь, не заставляй кулаки о твое лицо греть. Да ну тебя.

«Р» запихнул высунувшуюся голову незнакомца обратно за дверь. вошел. Я последовал за ним.

Мы очутились внутреннем двора, над которым свисали окна. В центре двора журчал фонтан, к которому вели множество тропинок засаженные кустами, от резкого сладкого запаха которых разболелась голова. Но я быстро принюхался и вовсе перестал его чувствовать, но было необыкновенно приятно осознавать что в воздухе витает этот аромат хоть мне и не довелось им насладиться и даже напротив он причинил мне неудобства когда я мог его чувствовать. Забавно, если обоняние так быстро привыкает к запахам, которым надлежит быть приятными должно быть как же быстро оно теряет способность отличать непотребный запах и мы принимаем его за должное даже не пытаясь хотя бы брезговать им.