Тимофей Вилкин - Бзик в кратком

Мастер слишком слаб, чтобы не попасться под свое наказание. Это не последнее, что совершит тоннель. Уверенность в этом хоть и расстраивает, но при этом придает некую стабильность.

В это время старший прапорщик Картонов только лишь проснулся.

Эпилог

Больничная кровать. Снова.

Или кровать отлично лечит?

Увидел парус путь мой млечный

И то,

Как ярко белый цвет сияет

Вечным поведением событий

Спасение людей?

Спасение без вскрытий.

Совместно с кислотой лимонной и пустотой соленой

Летают стулья,

Стул один…

Мороженка растает…

Затихает.

И лишь вопрос возник:

«А где моя Собака?»

Это был эпилог старика. Он был и банально сплыл. Больше не появится. Скорее всего.

Уродец

Я поступил не по-людски,

Закрыв на ключ лесной колодец,

Кто виноват, что я уродец,

Кто сжал в кулак мои вески.

И нет точнее, чем пословиц

Текстов, что дали бы понять,

Кто виноват, что я уродец

И наконец-то не солгать.

Когда же снова вас увижу

И принесу плоды Атилле,

Пойму, что люто ненавижу

Но так хочу, чтоб все меня любили.

Я не чадо Я уродец

Я вырыл маленький колодец

У простого жителя простого города простой страны вдруг ни с того ни с сего посинели ладони. Звучит, как завязка какой-то пугающей байки из летнего лагеря, но нет. Не все так прозаично. Эта глава посвящена странностям.

Конечно, синие руки жителя выглядели очень странно, ведь никаких жгутов на предплечьях, которые потенциально могли останавливать кровь, этот житель вроде бы не носил. Вроде бы. Самым очевидным вариантом после жгутиков становится краска. Часто ведь случается, что человек, двигаясь в нужном ему направлении, случайно попадает в лужу или вовсе в грязь. Потом долго отряхивается, чтобы окружающие не высмеивали нечистые ботинки, и идет дальше в своем направлении. Так можно вляпаться и в краску, и в еще чего ни попадя… А потом смыть. Но вот в чем заключается главная странность случая. Жителю нравится свой цвет рук, и он не особо горит желанием подставить свои ладони под горячую воду из крана. Не хочет он также воспользоваться жидким антибактериальным мылом, а потом вытереть уже чистые руки своим синим полотенцем. Это было бы для него так просто. Но мы ведь все созданы для чего-то более сложного.

Регулировать уровень сложности человека… Эх, если бы существовал хоть кто-то, кто мог обладать такой сверхспособностью, жилось бы ему очень сладко. Он бы сразу любую краску смыл бы с лиц других. Или же наоборот – залил бы ею все досягаемые просторы. Единственное, что способно помешать – это неуверенность.

Неуверенность и желание выделиться – два кита, на которых держится устройство по окрашиванию своих и чужих рук.

В это время старший прапорщик Картонов только начал чистить зубы.

Стихотворение первого человека со сверхспособностями

Кто-то сказал, что лето с травой зеленее,

Но мы-то все знаем, что я зеленее с травой.

Молодая жена покупает конфеты

И приносит ко мне их домой.

Ну, простой же был день когда-то. И относительно долго среди нас он продолжал считаться одним из обыденных. Это потом уже, когда сменилось целая плеяда мировоззрений и авторитетов, заснеженному салехардскому понедельнику стало придаваться правильное значение.

Вдруг оказалось, что именно сей наипростейший день стал отправной точкой. Некой завязкой, после которой, правда, было внушительное затишье. Словно бы малыш Гуттенберг в ту пору не мог сообразить, как правильно переходить на новую строку и продолжал дуться на напечатанный лист бумаги. Но, справедливости ради надо отметить, что затишье тоже штука важная. Оно подобно овощной приправе придает заснеженному, а потому чрезмерно водянистому и плавающему понедельнику особый запоминающийся сладковатый вкус. Так могла бы сластить ностальгия. А еще затишье – есть часть формирования, если понимаете. Но вообще, в этой истории нет ничего такого, чтобы всерьез формировало, как сейчас уже кажется. Это как бы просто демонстрация стадии взросления. Вот мы выросли и уже способны на неожиданные откровения.

Не было еще момента, когда можно было сказать, что лучше уже не придумаешь. Ну разве что только в начале. В этот простейший день.

Простота была во всем. В погоде, в настроении, в месте действия. Это была школа и был последний урок. Единственное, что можно было выделить, так это отсутствие в кабинете учителя. А еще все сидевшие в классе громко разговаривали. Шумели. Болтали. Раздражали своими несформировавшимися голосами. Но такое поведение среди незрелой молодежи уже настоящая классика, и как бы его не спутать однажды с мазуркой Шопена.