Ирвин Уэлш - Клей

Они взяли куртки и вышли на холод. Катрин не могла отвести глаз от вызванных экстазином оранжевых разводов и линий, которые оставляли в пространстве уличные фонари, и не заметила, как из такси вышел мужчина и проследовал прямо мимо них в клуб. Пройдя немного по улице, они свернули в переулок, зашли в подъезд и стали подниматься по стершимся ступеням один пролет за другим на последний этаж.

– Где же проклятый лифт, а, Кэт? – сказал, закашлявшись, Терри с деланым американским акцентом.

– Да, сука, беспредел, ваще, нах, – ответила Катрин, с плохим шотландским акцентом стараясь изобразить фразу, которой ее научил Насморк еще в клубе.

Так американская певица оказалась дома у Рэба Биррелла. Лиза была поражена размерами его фонотеки.

– Чудеса, – сказала она, внимательно просматривая винил и компакты, расставленные на полках.

Рэб Биррелл предпочел не уточнять, что большая часть коллекции принадлежала не ему, а приятелю диджею, а он просто присматривал за ней, как, впрочем, и за квартирой.

– Кто чего хочет послушать?

– Кэт Джойнер! – закричал Терри. – «Настоящую любовь»!

– Нет, Терри, иди к черту!

Она больше никогда не пела эту песню. С Копенгагена. Она ненавидела ее. Эту песню она написала вместе с ним . При этом каждая сволочь, как специально, просит спеть именно ее.

Тут взмолилась Шарлин:

– Давайте только без танцевальной музыки обойдемся, Лиз, за две недели на Ибице я совсем утанцевалась. Найди что-нибудь альтернативное, рока какого-нибудь.

– Ну, в этом вопросе я не силен, – признался Рэб.

– Современная рок-музыка – кал. Единственный, кто сейчас что-то стоящее делает, – это Бек, – вмешался Джонни.

Катрин округлила глаза.

– Бог мой, Джонни, как ты прав! Поставьте Бека, он такой умиротворяющий!

– Да, круто придумали, – согласился Терри и встал, чтобы помочь Лизе найти пластинку. Он стал копаться в куче семидюймовых синглов.

– Есть. – Он подошел к вертушкам, поставил пластинку, и воздух наполнил знакомый по музыкальным автоматам в пабах рифф «Hi-Ho Silver Lining».

– Что это за хуйня? – спросила Лиза.

Рэб заржал, Джонни тоже.

– Бек. Джефф Бек, – сказал Терри, подпевая.

Катрин серьезно посмотрела на него:

– Это не тот Бек, которого мы имели в виду.

– Да… – Терри подсдулся и сел на бинбэг.

Рэб Биррелл поднялся, поставил «Let the Music Play» Шеннон. Они с Лизой и Шарлин стали пританцовывать, потом он взял Шарлин за руку и повел ее к встроенной в эркер скамейке.

Терри почувствовал себя старым и униженным. Чтобы утешиться, он принялся резать дороги кокаина на коробке из-под компакт-диска.

– На хуй надо, Терри, нас же еще таблы подпирают, – заметил Рэб, обернувшись со своего места у окна.

– Наркотики такое дело, каждый сам решает, Биррелл.

Катрин тоже с удовольствием тянула экстазийный приход. Когда Шеннон допела, кто-то поставил компакт. Катрин понравилась музыка, она поднялась и стала танцевать с Джонни и Лизой. Девушка показалась американской диве очень красивой, но от этого ей не становится не по себе, наоборот – она упивается ее красотой. Музыка, на вкус Катрин, просто потрясающая: в ней сильный бит, драйв, но при этом богатая текстура, выразительные мелодии.

– Кто это?

Джонни протягивает ей коробку. Она читает:

N-SIGN: Departures

– Это Террин дружок, – сказал Джонни и, заметив ее интерес, тут же пожалел. – Давным-давно, типа, – добавил он и выдал соблазнительное танцевальное движение не в такт, которое, к его облегчению, решили скопировать и Катрин, и Лиза.

Рэб Биррелл сидит и, держа Шарлин за руку, указывает на Трон Артура.

– Красивый у тебя вид, – говорит Шарлин.

– Ты мой красивый вид, – отвечает Рэб.

– А ты мой, – отвечает она.

Жалкий Терри съежился на бинбэге и краем уха слышит этот разговор. Биррелл нашел себе новую девушку. Теперь мы все вынуждены наблюдать отвратительное зрелище: обтаблеченный Биррелл подлизывается к телке, которая готова ему дать, первая за много лет. Бек. Кто он, бля, такой? Пидорок америкосовский. Терри готов был отлупить себя. Выступить неудачно в определенных кругах непростительно, хуже, чем не выступить вовсе. И на всем белом свете самому суровому суду он подвергнется не где-нибудь, но в жопной студенческой хате этого упыря Рэба Биррелла. Вечеринка превращается в кошмар, думал он, растирая дороги кокаина, который, кроме него, похоже, никому был не нужен. Насморка уже чуть не облизывают две телки, а Рэб Биррелл строит из себя мистера ебаническое спокойствие, все потому, что в таблах. Терри подверг жесткой инвентаризации студенческую квартирку Биррелла. Обои. Бинбэги. Растения. В квартире два пацана и – цветы в горшках! Рэб Биррелл, кроме всего прочего, еще и так называемый пацан «Хибз». Да, этому ослику «CC Blooms» всегда был ближе, чем CCS. [64]В районном суде своего мозга, в котором Рэбу Бирреллу было предъявлено обвинение по статье «пидорство и студенческая блажь», Терри разбирал по полочкам беспорядочное нагромождение свидетельских показаний. И тут он видит это. Вещдок, который переводит обвинение на новый уровень, значительно превышающий обычное раздражение, это пощечина, после такого – только возмущение и праведный гнев. Плакат, на котором солдата пронзает слово ПОЧЕМУ с вопросительным знаком. Для Терри это лучшая метафора самого Биррелла: его политических взглядов, его претенциозности, его тупой студенческой пижни. Теперь он почти слышит, как Биррелл говорит этой худосочной клабберше, да, мол, это заставляет задуматься, верно? – и заводит идиотскую нотацию, о чем там они говорят со своими новыми корешами из колледжа. Биррелл из Стивенсон-колледжа. Стивенсон-колледж.