Сергей Ковальчук - «Зона». Рассказы бывших заключенных

И в первый день моего прибытия на Винницкую “крытую” меня сразу же вызвал начальник оперативной части. Я зашел в кабинет, он улыбается, такой добрый, весь позитивный. И с улыбкой на лице он мне говорит: “доставай сюда все то, что ты спрятал глубоко!” И сразу же перечислил мне все то, что я глубоко в себе “закопал”.

Все-все. Сколько у меня денег, какие ксивы и на кого. И я сразу прозрел, как он хорошо информирован. Естественно, что ничего отдавать я ему не собирался, и начал “включать дурака”, что он что-то перепутал.

Он продолжал улыбаться, никакой агрессии в нем по-прежнему не было. И он говорит: “ну хорошо, пойдешь в 16-ую камеру”. Такого названия, как “пресс-хата” ей там не давали, но людей, которые там сидели, называли (произносит слово, смысл которого “женщины легкого поведения”).

А я когда был молодым, был очень отчаянным, свою жизнь ни во что не ставил, мне казалось, что я могу умереть, но меня это совсем не пугало. И в этой камере поначалу меня вроде бы нормально приняли. Мы попили чаю, все вроде было как в нормальной “хате”. Но как только я переступил порог этой “квартиры”, я почувствовал саму атмосферу, что она там жуткая.

Там был один человек, который с нар вообще не вставал. И было видно, что он там чужой. Он лежал на верхнем ярусе и поэтому я свою скатку раскатал там, где лежал он. Когда я с ним прилег рядом, я так, чтобы никто не слышал, спросил его: “что тут происходит?”

В этот момент он резко подрывается, подбегает к двери, режет себе вены и начинает стучать в дверь. И на следующий день была такая провокация, когда уже на меня накинулись всей кодлой и несколько раз забивали ногами. Я вставал, давал опять в морду, и меня опять забивали.

А провокация была обыкновенная. Я сел за стол кушать. Там был среди этих камерных один, который все время выбегал из камеры и с опером тер. И он как бы там заправлял. Когда я стал кушать за столом, он вдруг побежал на “парашу”, и очень громко пукнул и серьезно навалил. Я ему крикнул: “ты что, совсем сдурел? У тебя совсем мозгов нет?”

И все, меня уже через минуту отливали водой. Потом меня подняли и стали мне угрожать. Я дал им “отмазку” и меня снова забили. И так было три раза. В общем, голову мне сделали мягче живота.

А тут вдруг комиссия для вновь прибывших. Человека, который только попал в “крытую”, приглашают на комиссию. Там собирается вся администрация: начальник “крытой”, начальник оперчасти, врач, опера. В общем, их там человек семь полукругом передо мной сидело.

А я пришел, у меня даже кровь с лица была не смыта, я стоял, что-то отдирал от лица. А начальник тюрьмы был моим однофамильцем. Этот диалог я помню всю жизнь, дословно. Я назвался по фамилии, а он говорит:

– О, еще один мой однофамилец! Вас тут несколько человек. Ну, ты понял, куда ты попал?

Никто не спрашивает, что со мной, хотя у меня нос сломан, челюсть сломана, лица вообще нет. И он меня спрашивает, понял ли я куда попал. Я ему ответил:

– Конечно, я знаю, куда я попал.

Я еще до того, как попал даже на “малолетку”, уже знал, что такое колония и что такое “крытая” от своих друзей, которые намного меня старше были. А начальник тюрьмы у меня спрашивает:

– Ну, ты знаешь, что тут самое главное?

Я спрашиваю:

– Что?

Он говорит:

– Самое главное здесь – выжить! Иди, удачи тебе.

Я разворачиваюсь и понимаю, что выжить здесь непросто. Кстати, когда я выходил из той камеры, когда меня вызвали на комиссию, я взял с собой одноразовый бритвенный станок. Я взял его так, чтобы никто не видел, и пока меня вели по коридорам, я его разбирал. В общем, когда меня завели на эту комиссию, я уже был с лезвием.

Я готовился к возвращению в свою камеру. Я не собирался убегать оттуда или жаловаться. Я думал, что по дороге вооружусь, вернусь и буду с ними заново разговаривать, но уже по-новому. Я хотел хотя бы в одного вцепиться и хотя бы одного “задавить”. Это все, что я думал на тот момент.

Но по дороге назад я попал в клетку, в Виннице. Не так, как у нас в Одессе, отдельные боксы и не видно, что происходит в других боксах. А там были клетки, и ты видишь того, кто в соседних клетках и тех, кто дальше. Можно общаться.

И среди этих людей был “вор в законе”, на то время. И мне начали задавать вопросы: “кто, что, откуда, почему? Что с тобой случилось? Куда ты попал?” Мне предложили вообще “выехать с хаты”. Я это воспринял негативно. Потому что меня воспитывали, что “ломиться с хаты” не по-пацански.