Александр Гуйтер: Там, где танцевали мертвецы

Даже через сто лет старики и старухи, из тех, кто ещё окончательно не выжил из ума и не отправился в Долину забвения, будут вспоминать выступления танцующих мертвецов, которые каждую осень устраивал доктор Картифарнакис.

Тут надо сказать несколько слов о самом докторе Картифарнакисе: никто, даже самые древние жители деревни, которые и в Долину забвения не отправлялись только потому, что каждый год ждали выступления танцующих мертвецов, не помнил доктора иначе, как старика с торчащими в разные стороны белыми волосами. Лицо доктора Картифарнакиса покрывали столь глубокие морщины, что оно больше напоминало сушёный гриб, и его даже можно было принять за маску, если бы не глаза: фиолетовый правый и жёлтый левый, они горели каким-то внутренним светом. Правда, если левый глаз сиял теплом и жизнью, правый излучал холод и смерть.

Когда доктора спрашивали, почему его глаза такие разные, он неизменно посмеивался урчащим смехом, внимательно смотрел на того, кто задал вопрос и отвечал:

– А как бы иначе я устраивал свои представления?

И тот, кто спрашивал, хлопал себя рукой, лапой или какой другой конечностью по лбу: действительно, как он об этом сам не догадался! В глазах доктора Картифарнакиса наверняка скрыта великая сила, благодаря которой он и может устраивать то, что устраивает.

Ходили слухи, что давным-давно, когда в Обители пустоты ещё жили монахи, доктор Картифарнакис был учеником одного из них. Учитель, чьего имени никто не знал, изобрёл способ сохранять мёртвые тела, заполняя все сосуды волшебным раствором, приготовляемым из тёмной воды, пепла, собственной крови и ещё чего-то, но он так и не смог заставить мертвецов двигаться.

Совсем как живые, они долгие годы лежали на одном месте, покрываясь пылью и зарастая чёрной плесенью, но не могли пошевелить даже пальцем и лишь грустно смотрели в серое небо.

Когда монахи узнали, какие опыты проводят Учитель и доктор Картифарнакис, то обвинили их в ереси, побили палками и выгнали из Обители. Учитель не стал ругаться, спорить, доказывать что-то и требовать справедливого суда – перед тем, как уйти, он просто вылил в колодец своего зелья и все монахи на следующий день превратились в живых истуканов.

Говорят, что они так и сидят, покрытые пылью и паутиной, и грустно глядят перед собой, не в силах что-либо изменить. Никто, конечно, этого не проверял – Обитель пустоты всегда была запретным местом для всех, никто там не живёт, но ведь слухи на пустом месте не рождаются. Можно было, конечно, спросить самого доктора Картифарнакиса, но на это за всё время так никто и не решился.

Куда потом делся Учитель, было неизвестно, но все знающие сходились в одном: это произошло вскоре после того, как доктор Картифарнакис изобрёл способ заставить мертвецов двигаться. Высказывались, правда, предположения, что Учитель мог просто-напросто устать и уйти в Долину забвения или что он не стерпел того, что доктор Картифарнакис додумался до того, до чего он сам не смог или что они поссорились, но это даже слухами назвать было нельзя.

Повар из таверны, толстый Жижка, так вообще один раз договорился до того, что это Учитель изобрёл способ оживлять мертвецов, а доктор Картифарнакис, узнав тайну, избавился от наставника. Жижку тогда подняли на смех всей таверной, а потом на всякий случай крепко поколотили, чтобы такие дурные мысли больше не приходили ему в голову. Он потом две недели отлёживался, охал, но зато после о докторе Картифарнакис говорил всегда с уважением.

Неизвестно, знал ли об этом случае сам доктор, но, заходя в таверну, он всегда осведомлялся о здоровье повара и, получив ответ, что всё замечательно, довольно хмыкал, усаживался за дальний столик и принимался за дымящуюся похлёбку, а две кошкодевочки в одинаковых, похожих на черепа масках, ждали его у входа.

Кроме этих масок, на них не было ничего, в отличие от самого доктора Картифарнакиса, одетого в неизменный чёрный сюртук, красную рубашку, лиловые штаны и бежевые ботфорты.

Поев, доктор Картифарнатикс кланялся повару и уходил, сопровождаемый завистливыми взглядами посетителей таверны, которые бы с удовольствием обменяли своих опостылевших подруг на одну из кошкодевочек, пускай даже на один вечерок. Просить об этом их самих было опасно: все видели, как в один из приездов доктора эти грациозные создания порвали на части какого-то странника, осмелившегося к ним подойти и заговорить.