МеРи Назари - Rex

– Ваня – трудоголик, – подала голос вышедшая из-за кипариса женщина. Лена не удивилась внезапности появления очередного персонажа. Она так устала от перелета и эмоций, что воспринимала все как в театре.

Женщину тоже звали Натальей. Она оказалась словоохотливой, доброжелательной и наговорила много комплиментов насчет Лениной наружности и местного оккультного клуба.

– Выглядишь на пятнадцать лет моложе своего возраста, – подвела черту она, без обиняков перейдя на ты. – Тебе бы тут кого из местных заарканить, чтоб вместе дом обустраивать. Ну, чао. Будет время, забегай, – попрощалась она. – Мне пора серафимов фотографировать.

Ее лицо в сумерках и бликах от листвы лавровишни напоминало луну с двумя большими лунными пятнами, вместо очков.

Чувствуя себя Алисой в зазеркалье, Лена шла по вымощенной брусчаткой дороге. В небе зажглись первые звезды. Автомобильные фары потушили их, заставив вспыхнуть кремнистые конкременты кладки. Авто, очевидно, то самое, что горчичного цвета, рефреном прошуршало мимо. Женщина подумала, что, пожалуй, привыкла к этому вкрадчивому звуку и ощутила бы пустоту, не слыша каждые полчаса.

Ах, как не хочется со всем этим расставаться, даже на ночь! Глубоко вдохнув пряный воздух и томно взглянув на превосходные силуэты деревьев, Елена закрыла дверь, как задвигают кулисы.

Но и в закулисье она ощущала себя словно в Большом театре. Богатые декорации окружили ее, не давая уснуть…

Она расстелила ковер, привезенный с собой, посреди одной комнаты и улеглась на него. Встала, скрутила ковер, перенесла в залу, и проделала все то же самое…Потом понесла в третью…

«Для полного счастья чего-то не хватает…– пришла к выводу новоселица. – И понятно, чего – уюта. Первым делом надо будет устроить альков…» Поневоле мысли вернулись к делам житейским. «Завтра же закажу мебель, – решила Елена, – а для того требуется рулетка. Да и тазик – пока без стиральной машины – не помешал бы». Сконцентрировав последние силы, она снова вышла. Сумерки стремительно сгущались, вот-вот готовые капитулировать полностью и бесповоротно перед напором южной ночи. Уже почти на ощупь, Елена перешла дорогу и постучалась к Наталье номер один.

Калитку открыл невысокий светлоголовый мужчина, очевидно, Наташин муж и, столь же очевидно – седой как лунь. В свете тусклого придомового фонаря его силуэт напоминал безжалостно обрубленное жестокосердным дровосеком кряжистое полено. Во всем теле его чувствовалась застарелая, не пружинистая, сжатость, как у человека, проведшего большую часть жизни под прессом неподъемных грузов. Про тазик, пожав квадратными плечами, он промычал что-то настолько невнятное и негативное, что Елена не посмела повторить вопрос. На просьбу одолжить рулетку ей протянули скомканную в узел металлическую полоску. Елена с недоумением уставилась на подношение и даже отступила на шаг. Владелец угловатыми ладонями пожамкал и повертел комок туда-сюда – безрезультатно. Тогда, чтобы разрубить Гордиев узел, мужчина вычленил из него свободный конец, а другим с силой хлестнул по ближайшему дереву. Метрик разом оторвало от круглого футляра, не подчинявшегося жилистым пальцам. Футляр же, отлетев, стукнулся о металлическую бочку, отчего произвелся значительный звуковой эффект.

– Слышала, как вы выбиваете ковры, – испуганно соврала Елена, изо всех сил стремясь обратить случившееся в комплимент. – Классная работа.

Он поднял на нее водянистые глаза, даже в полутьме «прожегшие» лазерами толстые стекла очков. Благодаря сверкнувшему ряду металлических зубов, ясно было, что Ленина лесть пришлась по душе. Странно свистнув, он произнес:

– Я еще жарю пирожки и делаю пельменьки, вот так… – Он собрал пальцы подвижными горсточками и поднес ко рту. – Пальчики оближешь в темной комнате.

С этими словами, он еще раз полоснул ствол жалкими остатками рулетки.

Плотоядная ярость, сквозившая в каждом жесте, парализовала гостью. И хотя при каждом ударе на нее летели какие-то ошметки, она не могла двинуться с места. К великой радости, наконец, услышала знакомый голос.

– Вова! Оставь персик в покое, – крикнула Наталья с деланной жеманностью. – Он еще совсем юный, не облиственный. – По застывшему пятну видно было, как с высоты строения хозяйка всматривается в темноту. – А, это вы, – сказала она, разглядев Лену. – Пришли переночевать, пока мебелью не разжились?

– Нет, что вы! Спасибо, – замахала та руками. – Как я могу…при доме, при своем. Измена это.