Василий Вобленко - Осколки льда

Врачиха-акушер ласково подсказывает:

—Тужься, милая. Скоро всё кончится. Ты только тужься сильнее…

Взмокшая женщина вздрагивает от каждой схватки. Руки вцепились в металлический каркас койки, словно это может помочь.

– Потужься ещё! Дыши глубже… Вот так. Хорошо. Ты молодец.

Роженица держится из последних сил, со стонами поднимаясь и падая обратно. Медсестра платком вытирает пот со лба роженицы. Крайняя схватка застала будущую маму врасплох. Женщина закричала ещё громче. Показалась головка, врачи засуетились.

Ребёнок появился. Женщина бессильно тянулась руками к сморщенному в крови материнской утробы тельцу, но его не отдали. Я крайний раз взглянул на мать и продолжил сон.

Поле, темно. Сквозь редкие деревья видны огни дискотеки, слышна музыка. Парень и девушка целуются на детской площадке в пионерском лагере.

– Ты ЭТО уже когда-нибудь делал?

– Нет, а ты?

– Я тоже.

Юноша осторожно поцеловал грудь. Рука поползла ниже живота, потёрла между ног. Девушка прикусила губы, постанывая.

***

– Максим, надеюсь, вы припомните, как попали в аварию? Или вновь сошлётесь на амнезию? – съехидничал майор. – Это же так удобно, да? Разбить машину и сбежать от правосудия, словно заяц. Оставить девушку без сознания умирать от потери крови… А потом: бац! И всё забыть. И ни-ка-ких мук совести. Всё просто и понятно.

– Что за херню ты несёшь, майор? – взвизгнул я, – Какая авария?

– Жалко, у меня нет видеозаписи. Ну, как в тот раз, когда вы пытались унести находящуюся в коме мать. Жуткое зрелище, – парировал следователь. Улыбался, знал, что нашёл место, куда можно втыкать иголочки, – но я видел фото искорёженного автомобиля. «Перевертыш», вроде так это называется.

Я запротестовал:

– Но мать говорила со мной! И держала за руку! Знаете, что не сходится? Знаете, а? Если я разбился, должны остаться шрамы!

Майор откинулся на спинку и с довольным видом ухмыльнулся:

– Действительно? Посмотрите на свои руки.

Я осмотрел предплечья. Кожа покрылась рубцами. Откуда они? Стигматы выглядят несвежими, зажившими, словно прошло уйму времени. Но их не было! Я каждый день лицезрел собственные руки! Я не святой и неоткуда взяться божьим знакам! Они всё подстроили!

– Да, да, Максим. Потрогайте шею, затылок и найдёте много интересного, – добавил Панфилов.

– Но их не было! Этих шрамов здесь не было! Не было! Я не сумасшедший! Не было! ПРОЧЬ! УБЕРИТЕ РУКИ!

***

Надоело! Опротивело! Панфилов в очередной раз проклял сволочную работу. Одиннадцатый месяц без отпуска перешагнул середину. Организм копит усталость. Редкий прерывистый сон не освежает. Майора преследуют головокружение, звон в ушах и мигрень. Глаза чешутся и слезятся.

Всегда сдержанный следователь источает агрессию. Позволяет лаве гнева сжечь выстраиваемый годами авторитет. Всегда педантичный профессионал проявляет редкую невнимательность и рассеянность. Часы «мозгового штурма» больше не приносят удовлетворения. Проблема-с. Пробовал снотворное, антидепрессанты, фиточай, ароматические свечи и хвойные ванны. На просторах всемирной паутины проникся идеями медитации.

«Очистите разум, отрегулируйте дыхание и упорядочите мысли».

Проклятый месяц. Отработает материалы по делу, доложит начальству. Заберёт детей и… к родителям в область. Никакой мобильной связи, смартфон в чугунный сейф-сарафан. Нарубит дров, растопит баньку. Дубовым веником выжжет грязь и плесень прошлого. Прожарившись, в снег: охладить крошечные порезы на коже.

«Сконцентрируйтесь на конкретной цели, подружитесь со своим внутренним миром, и вы сможете лучше адаптироваться к изменениям».

Тридцать дней. Артём решил оккупировать мансарду загородного дома и под пейзаж леса, укрытого снегом, распивать отцовский ликёр. Ансамблем старой комедии в три притопа забить трубку вишнёвым табаком, раскурить. Пустить годовые кольца дыма. Сдуть пыль с подаренного пару лет назад набора снастей. К выходным вытащить сына на зимнюю рыбалку. От мыслей о дымящем казане с ухой потекли слюни.

«Сосредоточьтесь на каждой части своего тела. Сохраняйте сознательное дыхание».

«Подумайте о своих главных целях. Что вы можете сделать, чтобы хоть на один шаг приблизиться к их достижению?».

Одни вопросы. Голова гудит. Во рту сухо, что в пустыне. Следователь периодически прикладывается к запотевшей бутылочке Borjomi. Фруктовая жевачка утратила вкус, не маскирует амбре. Константин Натанович, доктор, брезгливо морщится, но молчит. Мужская солидарность бесценна. Антона угостили анальгином, и спустя время боль водрузит белый флаг.