Андрей Скабичевский - Плещущийся

Следующий тип пьяных людей Серега называл «дерзкими». Каждый мужчина и большинство женщин хотя бы раз по пьяни попадали в эту категорию. Такое случается, когда выпивший ловит пьяный кураж и ему становится море по колено. И тогда он или она пытаются вычудить что-то эдакое романтично-азартное (разумеется, без излишней агрессии и криминала), чего за ними явно не водилось в трезвом виде. Но существовала порода людей, в чьих жилах текла явно кровь пиратов, мушкетеров, бродячих менестрелей, крестоносцев… короче джентльменов удачи всех мастей и калибров. У таких особ после первой рюмки всегда в голове охотничий рог трубит общий сбор, и фестиваль поиска приключений на свою пятую точку опоры объявляется открытым. Типичным представителем данного вида выпивших по версии Гоменюка являлся Вячеслав Николаевич Мосий. Бригадира маляров все называли не иначе как «Славик» за его обаятельность и располагающую внешность. Славик был широкоплечим, высоким, с правильными чертами лица молодым человеком со средним техническим образованием, неплохим чувством юмора, достаточной эрудицией и способностью импровизировать. В его бригаде были исключительно женщины-маляры разных возрастов, которых помимо одинаковой профессии объединяла любовь к Славику. И вчерашняя пэтэушница Светка Бурова, и замужняя Оля Бойко, и дважды разведенная сорокасемилетняя Нина Сергеевна Добромиль готовы были идти за своим бригадиром в огонь и в воду. И не только они. Трезвый Славик Мосий при первом знакомстве вызывал интерес у женщин, а у мужчин не то чтобы симпатию, но точно неприязни к нему не чувствовалось. Но в пьяном состоянии Славика заносило. Он мог остановить на улице любую незнакомую даму и отвесить ей комплимент по поводу её внешнего вида, одежды, обуви или украшений. При этом абсолютно невзирая на то, что эта дама идет под ручку с кавалером. Естественно, этим самым кавалерам подобное не нравилось и они тут же пытались, несмотря на вызывающую симпатию внешность дерзкого незнакомца, начистить тому табло. Или же Славик мог в пьяном виде поумничать или сострить в адрес проходящего рядом наряда милиции, естественно, тем самым обращая на себя их особое внимание, которое, учитывая состояние Славика, дважды заканчивалось ночевкой в «обезьяннике» и «потерей» кошелька, часов и золотой цепочки. Так же Мосий мог искать шампанское по ночным киоскам, где в такое время из ассортимента только паленая водка, пиво, сигареты да жвачки с шоколадками. И, на минуточку, находил, чем окончательно поражал очередное девичье сердце. В компании таких людей Щавелю пить нравилось, ведь это были самые веселые пьянки, на следующий день они обязательно оставляют после себя истории пьяного героического эпоса, с годами превращающиеся в байки. Но приходилось все время быть начеку, ибо рядом с такими весельчаками всегда есть риск попасть в не очень приятную историю.

Третий тип людей в состоянии алкогольного опьянения Гоменюк называл «откровенными». В эту категорию попадали любители поговорить по душам. Щавель заметил, что проблема откровенности вообще актуальна для всех, вне зависимости от категории. Даже агрессивные и дерзкие порой открывали душу, пусть немного привирая, но все-таки описывали мучившую их историю. Однако были и такие, кто каждую пьянку после третьего наката включали режим «А поговорить?». Причем поговорить не просто, а обязательно о чем-то личном. Прототипом типажа Серега считал Олега Горобцова. Невзрачный, непримечательный, немного застенчивый мужичок средних лет. Олег был сварщиком, а всю его личностную трезвую характеристику можно было уместить в два слова: «как все». Олег говорил то же, что и большинство – ныл, что работы много, а зарплата маленькая. В заводской столовой брал то же, что и три человека перед ним. Одевался так же, как и большинство. Выписывал заводские газеты про спорт, здоровье и жизнь комбината, ведь начальник цеха сказал, что нужно выписывать, а то заводская редакция закроется. Во время отпуска мечтал получить путевку от профсоюза в санаторий, где уже больше половины цеха побывало. Как у всех, у Олега была жена, такая же непримечательная и невзрачная, и дочка, учившаяся в седьмом классе. В общем, совсем незаметный человек. Когда трезвый. Но по пьяни в него просто вселялся бес откровения. После N-ной стопки когда общая пьяная компания разбивается по группкам, Олег неизменно находил себе жертву, перед которой ему просто необходимо было покаяться. Каялся Олег шепотом, выпучив глаза, крестясь и иногда рыдая. Каялся во всем: как в детстве в спичечном коробке спалил кузнечика; как в пионерском лагере ссался по ночам в кровать; как в юности подглядывал за сестрой в душе; как на дискотеке его пригласила девушка на белый танец, а он испугался этой неожиданной симпатии и убежал; как его достала мяуканьем соседская кошка и он кинул в неё камнем и попал; как на свадьбе тетки его стошнило прямо за столом; как на отдыхе в санатории в последний день заезда изменил жене с кастеляншей… После покаяния на Олега снисходило умиротворение близкое к благодати, он вытирал заплаканное лицо и пьяный и счастливый ехал домой проспаться. Проспаться, чтобы на следующий день встать трезвым, ужаснуться той откровенности, что была вчера вечером, перепугаться, что люди теперь могут подумать про него только дурное, и до следующей пьянки превратиться в незаметного, непримечательного человека, одного из своих. С Олегом и ему подобным Гоменюку было наиболее приятно напиваться. Они не лезли в драку, ни с кем не ссорились, ни ругались, пьяная атмосфера любви, добра и теплоты, которую так ценил Серега, просто захлестывала их, а благодаря их откровениям они становились гораздо ближе и роднее. Дополнительную ценность такие люди представляли еще тем, что в порыве чувств могли даже бесплатно угостить, тем самым в глазах Щавеля поднимаясь до уровня Самых Лучших Собутыльников! Надо ли говорить, что это была Серегина любимая категория?