Михаил Лялин - Солдаты армии Трэш

Я понимаю (14:47), что пора завершать спектакль, и еще штуки четыре стеклотары летят в середину толпы на балкончике. Тесак хватает непочатого «Степана», я – Прыща под мышку. Пока мудаки наверху матерятся от боли ударов и порезов, мы медленно отступаем (14:48). Один из тех хуетесов, что оказались на земле, приковыляв к забору, пытается перемахнуть его, помогая себе матюгами. В этот момент об его голову с хрустом бьется полная бутылка Тесака. Мой друг рад, улыбается. Пиво вспенившимися струйками стекает с поникшей на изгороди головы уебка. Тесак оборачивается ко мне, и в его глазах читается: «Нас меньше, но мы здорово уделали их!» На моем лице взаимная радость.

– Делаем ноги! – кричу ему, и мы сматываемся. Ментура должна подъехать с минуты на минуту.

Огонек покидает мозг. Хронометр показывает 14:49.

1.03.03, тупая злость, 19:36

Мы тащимся по занюханной улице рядом со станцией метро «Чернышевская». Мы уже слегка протрезвели, и Прыщ плетется отдельно, стараясь самостоятельно удержать равновесие. Впереди готическая церквуха, такая же занюханная и жалкая, как и вся улица. Новоанглийский стиль, начало прошлого века. Она выглядит словно закопченная рыбешка с этим толстым налетом сажи на кирпиче. Да и сама улица, впрочем, второсортный отброс: рытвины одна глубже другой; развалившиеся поребрики; размазанные по тротуару собачьи фекалии; грязные стекла; немытые целую вечность фасады; мусор, перемешанный со снегом, высится горушками возле подворотен; зассаные подъезды, откуда веет затхлостью, разрухой и плесенью; откровенные помойки, а не машины расставлены вдоль. Некоторые из них навсегда лишились способности перемещаться в пространстве. И из ближайшей к нам (Opel Kadet) вылазит грязный, как сама улица, бомж. Я рукой даю знать, что вперед пойду один, а сам посматриваю по сторонам в поисках палки. От бомжа воняет, как от сотни вокзальных сортиров. Грязные космы волос выползают из-под шапки, порванный в нескольких местах тулуп выглядит эксклюзивно засаленным (в куче мусора нахожу обрезанную трубу), вместо ботинка на одной ноге полиэтиленовый пакет, руки в говне (готовлюсь к удару), а ноготь мизинца на левой руке достигает поистине гигантских размеров. Я думаю, что ему глубоко наплевать на себя.

Я бью со спины и бью ровно под колени. От неожиданности и силы удара бомж снопом валится на землю. Ебаный засранец! Получай, сука! Бомж пытается встать, пыхтит, отдувается, но в это время пара точных ударов проходят ему в голову. Бомж оседает на земле.

– Сука! Будешь знать, как топтать Божью землю своими дерьмовыми ногами! Вот, блядь! Ты же, сука, больше не человек, ты и работать разучился! Получай!

Я стараюсь как можно больнее врезать ему по коленной чашечке. Размахиваюсь и… меня кто-то хватает сзади за талию и отбрасывает в сторону.

– Блядь! Успокойся ты наконец! Он же ничего не сделал! – орет на меня Тесак.

– Блядь! Да ты же ни хуя не понимаешь! Из-за таких мудаков…

Я принимаюсь избивать стонущего бомжа ногами в живот. Тесак вновь отталкивает меня. Я замахиваюсь на него.

– Будь ты проклят! Ты попадешь в Ад! – доносится сиплый голос бомжа.

Я пару раз успеваю ударить того по башке, перед тем как Тесак утаскивает меня вверх по улице. Снег под головой бродяги начинает темнеть. Я кричу на всю улицу:

– Мы все будем гореть в Аду! Никто не спасется!

Я вижу, как к бомжу подскакивают его же кореша и начинают по частям раздевать того, стонущего о помощи. Непонятная злость захлестывает меня со всех сторон.

– Блядь, друг, ты иногда пугаешь меня! Что с тобой происходит?

– Отъябись, Тесак! – я говорю без злобы, лишь бы он заткнулся.

«Ночь будет морозной», – думаю я, глядя на яркие, будто протертые заботливой рукой Творца, звезды.

15.03.03, в Николаевской

Мы поехали в Николаевскую только лишь из-за денег. Я пообещал сам себе отдать часть добычи в пользу детей Преисподни. Так и сделаю. На руках у нас было семь тысяч грин.

Вождь встретил нас с распростертыми объятиями, а когда я рассказал, зачем мы явились, он накрыл небольшой стол. Но вот что странно, сейчас я не испытывал к этому человеку никакой симпатии, даже наоборот – появилась потаенная злоба. Я пока не мог определить, откуда растут ее корни. Все это вкупе сжигало меня изнутри сильнее, чем снаружи.

– Чегой-то вы сегодня без Кати? – лыбится во весь рот Вождь и встает.

Вместо ответа я просто хочу хорошенько врезать ему промеж глаз. Но приходится отвечать: