Алексей Рыбин - Черные яйца

– А девушке? – спросил Ихтиандр.

Царев молча вытащил третью бутылку, ощерясь, закусил пробку и сорвал ее с необыкновенной легкостью, ничуть не изменившись в лице.

– На, Оля...

– Что делать будем? – спросил Ихтиандр, сделав несколько больших глотков.

– Что-что...

– Поехали ко мне, – печально предложила Стадникова. – Он, если что случилось, будет домой звонить...

– Да. – Куйбышев влил в себя остатки пива и согласно кивнул. – Да. Других вариантов нет.

– Он у тебя был? Стадникова приложила палец к губам и покосилась на телефонную трубку, которую она прижимала к уху.

– Был? Сколько? Три дня? А потом? Выгнала? А куда он отправился? Ясно... Ну ладно, извини... У меня нормально. Слава Богу... Да, да. Все, целую... Да, слушай, если что, может, я перезвоню еще? Спасибо... И ты звони, если что-нибудь узнаешь, ладно? Ну, целую.

– Вот сука! – Ольга шваркнула трубкой об аппарат, трубка скользнула по черному пузатому боку старинного телефона и, не удержавшись в держателе, полетела на пол. Не долетела, закачалась, запрыгала, как древняя детская игрушка «раскидайчик», крутясь вокруг своей оси на витом, перекрученном шнуре. – Сволочь! Гад! Ненавижу!

Стадникова кричала, топала ногами, не обращая внимания на вопросительные взгляды Царева и Куйбышева.

– Ну что там происходит? – Цареву наконец удалось поймать паузу в стенаниях Стадниковой и он не преминул ею воспользоваться. – Что там, Оля?

Поиски Лекова начались три дня назад, сразу по возвращении с вокзала в квартиру Стадниковой. Точнее, формально Стадниковой—Лекова, но Куйбышев и Витя Царев быстро поняли, что стационарно проживала здесь Ольга. Леков же болтался Бог знает где, иногда брал с собой свою любимую, как он любил выражаться, «в концерт», или «на вечеринку», но чаще – исчезал на трое-четверо суток, а то и на неделю, исчезал в совершенно неизвестном направлении, исчезал внезапно и так же внезапно появлялся – иногда совершенно пьяный, разухабистый и веселый, иногда с похмелья – побитой собакой заглядывал Ольге в глаза, дрожащими губами шептал слова извинения, вымаливал прощение и мелочь на кружку пива...

– Слушай, а мы его встретили – такой респектабельный... Думали – исправился парень. Деньги начал зарабатывать...

– Ну да. Меня бы спросили. Этот костюм ему приятель один подарил. Они здесь, в этой квартире, неделю квасили. Какой-то журналист московский. Насосанный, как черт. Бабок немерено. И одежды с собой навез – целый чемодан. Ну, когда уезжал, костюм и оставил Васильку. Леков-то к тому времени совсем поизносился, – ответила тогда Ольга.

Звонить в Москву начали сразу же. Кудрявцева застали на даче – на Николиной горе. Дача у Романа была настоящая, московская – с телефоном, канализацией, со светом и газом, с ванной – даже дачей эту домину было называть как-то неудобно. Впрочем, до понятия «особняк» она тоже не дотягивала. Деревянный дом, двухэтажный, с башенкой, а в башенке – по витой лестнице подняться – комнатка с небольшим оконцем. Леков любил в этой комнатке жить. Дружили они с Кудрявцевым – Ольга никак не могла понять, что нашел респектабельный, солидный Роман в Лекове – ленинградском алкаше. Правда, тот был еще блестящим музыкантом, но его выходки, по крайней мере для Ольги, все чаще перекрывали музыкальный талант любимого.

Любимого...

Она много раз задавала себе вопрос – зачем ей нужен этот парень, оказавшийся невероятным эгоистом, трусоватым и слабым, случись что – бегущим плакаться ей в жилетку, а через час уже напивающимся до судорог и трехдневной тошноты... Ответить не могла. Чертова любовь... Все равно она не променяла бы его ни на кого из знакомых. Да, пожалуй что, и незнакомых. Песня была такая у Лекова. «Кобелиная любовь»... Часто слушала ее Ольга, пожалуй, чаще чем что бы то ни было. Сучья любовь...

– Я его на вокзал вчера проводил, – озабоченно ответил Кудрявцев на вопрос Стадниковой. – Я на дачу ехал ночевать. Довез его, на вокзале высадил. Он трезвый был. Да, и с деньгами. Нет-нет, все в порядке – трезвый, в костюме, чистый, красивый... Я его до перрона довел... Нет, в вагон не сажал. Но до поезда довел. Нет, без чемоданов. Чемоданы он у меня оставил. Сказал, что потом заберет. Да и то – денег у него – на сто таких чемоданов. Сама посуди, Оля, – трезвый, стильный молодой человек, до поезда я его тем более едва ли не за руку проводил. Может быть, в дороге что случилось?

В дороге его не было, это Ольга знала точно. Так же, как и Царев с Куйбышевым. Они спрашивали у проводницы – тринадцатое место, которое должен был занимать Леков, оставалось свободным от самой Москвы. Никто на это место не садился.