Владимир Лорченков: Большой куш

кстати, она дала тебе или нет? от всей души надеюсь, что нет. мне кажется, она типа росянки. коготок увяз, птичка пропала, сынок.

это примерно моя ситуация, сынок. потому что когда твой псевдопапаша увидал, что я изображаю из себя павлина перед бурей, то слегка психанул. и подсунул мне пойла. что бы сделал любой на моем месте? ушел бы к женщине своей мечты, твоей матери. а я нажрался, жестоко нажрался в тот же вечер. и убил человека.

наверное, ты думаешь, мы с ним были как Инь и Ян и все такое? боюсь, нет. мы были как типа Моцарт и Сальери, с одной лишь разницей. мы в отличие от тех музыкантов были полными бездарностями. во всем. он шантажировал меня тем, что знал об убийстве, которое я совершил. я шантажировал его тем, что знал о его шалостях. сдать в полицию один другого мы не могли, ведь в таком случае туда попадал бы и второй. так мы и терпели друг друга и ненавидели друг друга и скучали друг с другом. кстати. твой так называемый папаша был бездарен. полное говно. писать он не умел никогда, и хорошо, что вовремя это понял.

боюсь, в этом смысле ты в него, хоть он и не твой отец.

у нас с ним было что-то вроде семьи, только без секса. хотя, впрочем, почему «вроде». почти все семьи существуют без секса, сынок, на определенном своем этапе. и это гибель мира. ну, а потом, чтобы развлечься, я присоединился к нему во время его пикантных забав. да, малыш. не всегда человек в костюме Снуппи, заходивший в павильон, был директором. иногда это и впрямь был Снуппи, ха-ха.

насчет убийства. ничего особенного. я напился, мне померещилось что-то, и я забил до смерти попрошайку, с которым выпивал. к сожалению, я не сумел скрыть этого факта от директора аттракционов, и именно он помогал мне прятать тело.

я вынужден покинуть тебя и покинуть этот бренный мир. по очень простой причине, малыш. твой псевдопапаша, шалун этакий, перед смертью написал не только завещание. и не только письмецо для тебя. левой рукой – долго ли умеючи – он написал донос. хотя почему донос? скорее, справедливое требование покарать убийцу. с указанием места убийства и все такое прочее.

наказания и всяких там смертных мук я не боюсь. конечно, во все это дерьмо – церковь и бога – я вот уже несколько лет как не верю. оправдывать веру в бога тем, что его существование не опровергнуто, так же глупо, как оправдывать веру в зеленых человечков или Великого Инопланетного Глиста.

знаешь, я часто шептал богу, глядя в небо, сынок. где ты, бог, я хочу, чтобы ты избил меня до крови, а если не выйдет, я сяду тебе на грудь. но садиться некуда. я тебя ненавижу, и мне тебя не хватает – ты мой комплекс. с тобой так уютно. я привык прятаться за него, но сейчас выздоравливаю, и мне необходимо с тобой разделаться. бог как Дед Мороз. рано или поздно дети должны узнавать, что его нет. умри, память о тебе, которого не существует. я хочу видеть то, что передо мной, а не иллюзию этого. иллюзию, подсунутую тобой, которого выдумал я и играет часть меня же. будь ты проклят, будь я проклят, будьте вы все… и ты тоже, малыш. и ты тоже.

но я не хочу прощаться с тобой на столь грустной ноте. чтобы ты вспоминал меня этаким мизантропом. поэтому предлагаю тебе исполнить прощальную речевку Снуппи и Енота. нашу речевку, которую так любили малыши. малыши, бля, карандаши.

запевай, малыш!

Я стою на холме и пою.

А еще я танцую. Если учесть, что я за день потерял двух довольно близких мне людей, один из которых оставил мне недурное наследство, – и об этом знают уже все в парке, – выглядит это несколько странно. Тем не менее. Я становлюсь на небольшой холм, где мы со Снуп… с отцом исполняли танец Снуппи и Крохи Енота, ставлю ноги на ширине плеч, а потом подпрыгиваю. Танец и Речевка Снуппи и Енота начинается.

…это я, несчастный мальчик, который к тридцати годам потерял обоих отцов и так никогда и не стал взрослым, потому что они не смогли передать мне то, что должны были передать, свою Взрослость, свое смирение перед жизнью, свою небоязнь смерти, я навсегда останусь ребенком, навсегда.

…это бог подмигивает тебе, папа, Бог, который все-таки есть и который с большой буквы, ты думал, он спит, ты думал, его нет, а его глаз был открыт в тот день, когда ты…

…ты да я, ты да я, и теперь я припоминаю, что за все время нашей совместной работы, а это не так уж и мало, он ни разу не обратился ко мне по-отечески, и значит ли это, что он маскировался, пытался скрыть от меня, я не знаю.